Молодой Маркс - страница 54

Этот методологический принцип – важная веха на пути философского развития Маркса. Правда, само по себе требование исходить из объективной природы отношений еще не выводит за рамки идеализма. Но Маркс фактически уделяет в «Оправдании…» основное внимание отношениям, материальным по своей природе, хотя еще и не выделяет их как таковые и тем более не ставит вопрос об определяющей роли именно производственных отношений. Он фиксирует три ряда объективных, с его точки зрения, отношений: отношения между сферой частных интересов и государством (сферой всеобщего интереса); отношения внутри «организма управления»; состояние печати и общественного мнения. Остановимся подробнее на каждом из этих типов отношений.

Бедственное положение примозельского края Маркс рассматривает как сложное состояние, в котором «необходимо различать но меньшей мере две стороны: сторону частную и сторону государственную, – ибо так же, как нельзя мыслить примозельский край вне государства, нельзя себе представить его бедственное положение вне условий государственного управления. Взаимоотношение этих двух сторон и образует действительное положение примозельского края» (1, с. 193).

Одну из сторон этого взаимоотношения (отношение сферы частных интересов к государству) Маркс проследил уже в прежних статьях и пришел к выводу, что интерес частной собственности стремится подчинить себе государство. Но теперь Маркс столкнулся с бедствием, которое превращается из бедствия частных лиц в государственное бедствие. И он обращает основное внимание на другую сторону отношения – на отношение государства к сфере частных интересов.

Это отношение Маркс рассматривает на документально зафиксированном примере: в ответ на жалобы мозельских виноделов правительство Трирского округа поручило одному из своих чиновников разобраться в существе этих жалоб. Чиновник пришел к выводу, что положение вовсе не так плохо, а если в последнее время оно несколько и ухудшилось, то в этом-де виноваты сами жалующиеся. Однако цифры свидетельствуют, что в действительности дело обстояло совершенно иначе. Оказывается, не частное лицо, а государственный чиновник извратил действительность. Источник этого извращения коренится, с точки зрения Маркса, в отношениях внутри государственного аппарата («организма управления»).

Маркс отмечает, что отношения в сфере прусского государственного аппарата есть отношения бюрократической иерархии. Ее основной принцип, как и всякого иерархического организма, – разделение на четко очерченные группы лиц, каждая из которых занимает строго определенное место в иерархической пирамиде, подчиняется вышестоящим группам и, в свою очередь, требует неукоснительного подчинения от более низко расположенных групп. Любой чиновник, получив назначение, становится членом группы, принципы деятельности которой уже до него определены сверху. Он не может изменять эти принципы, а должен лишь применять их, изменяя, если этого требуют сами принципы, только объекты управления.

Таковы внутренние законы бюрократической иерархии, прочными узами связывающие в единое целое все элементы бюрократического механизма. Эти законы дополняются оправдывающей их теорией, «согласно которой граждане государства делятся на две категории – на категорию активных, сознательных граждан, которые управляют, и пассивных, несознательных граждан, которыми управляют…» (1, с. 202). Важным элементом этой теории является взгляд, будто начальство все и всегда лучше знает. «Правители-де могут лучше всех оценить, в какой мере та или иная опасность угрожает государственному благу, и за ними следует заранее признать более глубокое понимание взаимоотношений целого и его частей, чем то, какое присуще самим частям» (1, с. 206).

Это, в сущности, соответствует гегелевской философии права. Именно Гегель считал, что народ – это та часть членов государства, «которая не знает, чего она хочет». Только «высшие государственные чиновники необходимо обладают более глубоким и обширным пониманием природы учреждений и потребностей государства» (62, с. 324). Таким образом, Маркс обнаруживает здесь социальные корни гегелевской философии права как философии прусской бюрократии.