Молодой Маркс - страница 90

правовой принцип, согласно которому вся частная собственность после смерти ее владельца переходит только к старшему сыну. Будучи собственником, человек здесь не свободен даже в своем последнем праве – праве завещания. «Неотчуждаемость» частной собственности, пишет Маркс, оказывается «отчуждаемостью» всеобщей свободы воли и нравственности.

При этом Маркс достигает исключительной четкости как в постановке, так и в решении вопроса о взаимоотношении государства и частной собственности: «К чему же сводится власть политического государства над частной собственностью? К собственной власти частной собственности, к ее сущности, которая доведена до существования. Что остается политическому государству в противоположность этой сущности? Остается иллюзия, будто оно является определяющим, в то время как оно является определяемым» (1, с. 335). Государственное право здесь отделяется от частного и противостоит ему. Однако именно здесь гарантией политического строя оказывается частная собственность. «Государственный строй является здесь, таким образом, государственным строем частной собственности» (1, с. 346).

Придавая большое значение этим выводам с точки зрения перспектив развития взглядов Маркса, не следует, однако, непосредственно связывать содержащиеся в «Рукописи 1843 года» формулировки зависимости государства от частной собственности с категориями исторического материализма, с которыми понятие «частная собственность» связывается в сознании современных марксистов. Такие категории в то время еще не были разработаны.

Как и год назад, в 1843 г., частная собственность интересует Маркса прежде всего как грубое, бездушное (в этом смысле материальное) воплощение частного интереса и, следовательно, противоположность общественной, социальной сущности индивида как члена человеческого рода. Еще нет и речи о частной собственности как о выражении общественных, производственных отношений.

Таким образом, здесь налицо лишь отдельные элементы, подготавливающие возникновение научного мировоззрения как целостной концепции, но еще не сама эта концепция.

В начале октября 1843 г. Маркс вместе с Женни покинул Германию и вскоре прибыл в Париж, избранный местом издания «Немецко-французского ежегодника». Здесь их ждали Руге, Гесс, издатель Фрёбель и другие сотрудники журнала. Дело с его изданием налаживалось: скупой Руге раскошелился на 6 тыс. талеров, обеспечив начало издания, и теперь задачей Маркса стала по возможности быстрая подготовка статей для первых номеров.

Казалось, обстановка благоприятствует новому предприятию. Немецкие радикалы, которых посетил Руге летом, обещали ему поддержку своими статьями и распространением журнала. В Париже жило 85 тыс. немцев, в том числе немало интеллигентов – предполагаемых абонентов издания. Наконец, и сами французы не могли не заинтересоваться журналом, целью которого было сближение двух наций.

Руге, в обиходе щеголявший гуманистическими фразами с коммунистическим оттенком, предложил даже, чтобы основные сотрудники журнала – он, Маркс, Гервег и другие, включая членов их семей, – составили нечто вроде бытовой коммуны: поселились в соседних квартирах одного дома, имели бы общие расходы на продукты и обслуживание, общую кухню, столовую и т.п. (см. 31, с. 315). Но эти разговоры продолжались недолго: различие между радикально-коммунистическими фразами Руге и рождавшейся принципиальной коммунистической убежденностью Маркса обнаружилось уже при выработке программы журнала.

Первый двойной выпуск журнала вышел в свет в конце февраля 1844 г. Он открывался статьей Руге «План „Немецко-французского ежегодника“». Однако фактическим введением в проблематику журнала была «Переписка 1843 года», состоящая из восьми писем Руге, Маркса, Фейербаха и Бакунина и раскрывающая социально-политические и социально-психологические предпосылки самой идеи создания журнала.

«Переписка…» не представляла собой обычного собрания аутентичных (т.е. полностью принадлежащих перу самих авторов) документов. 19 декабря 1843 г. Руге сообщал Фрёбелю: «Еще я пишу несколько писем по оригиналам Бакун(ина), Фейерб(аха), Маркса и своим» (26, с. 939). Поскольку письма-оригиналы отсутствуют, трудно судить, в какой мере они были переработаны Руге, но нет сомнения, что в некоторые из них он внес существенные коррективы, дабы создать из них целостное литературное произведение, подчиненное единому политическому замыслу. В итоге получилось своеобразное действие в письмах, развертывающееся следующим образом.