Молодой Маркс - страница 99

«Задача истории, следовательно, – с тех пор как исчезла правда потустороннего мира, – утвердить правду посюстороннего мира. Ближайшая задача философии, находящейся на службе истории, состоит – после того как разоблачен священный образ человеческого самоотчуждения – в том, чтобы разоблачить самоотчуждение в его несвященных образах. Критика неба превращается, таким образом, в критику земли, критика религии – в критику права, критика теологии – в критику политики» (1, с. 415).

Эти выводы, сделанные Марксом из наблюдения за реальным ходом борьбы в Германии, имели практическое значение для ее дальнейшего развертывания. Они звучат как лозунги, обращенные ко всем участникам борьбы. Отмечая, что борьба проходит в настоящий момент свой поворотный пункт, они помогали уяснить ее новое направление и призывали к перегруппировке сил. В сущности, они имели значение не только для Германии, но и для Франции, призывая местных социалистов покончить с религиозными исканиями и уделить главное внимание политическим проблемам.

Не все и не сразу поняли правильность этих призывов. Среди неспособных понять наступление нового этапа борьбы оказался человек, деятельность которого в максимальной степени подготовила этот этан. Таким человеком был Фейербах: трижды – в ответ на два предложения Руге и одно предложение Маркса – отклонил он в 1843 г. приглашение участвовать в «Немецко-французском ежегоднике». Этот отказ оказался роковым для всей последующей его биографии как мыслителя и общественного деятеля: с этого времени началась его действительная изоляция от основных сил, борющихся за преобразование общественного строя Германии, от тех социальных процессов, ради связи с которыми он в свое время совершил крутой, под стать подвигу, поворот; а его мощный интеллект стал тускнеть, так и не подарив больше миру произведений, равных по своей значимости тем, которые он создал в 1839 – 1843 гг.

Способность всегда быть готовым к восприятию нового (вообще довольно редкая и в общественном смысле исключительно ценная способность) была в высшей степени развита и у Маркса, и у Энгельса. Не случайно поэтому одновременно с Марксом молодой Энгельс также констатировал завершение в Германии критики пантеизма, составляющего теоретическую основу религиозного мировоззрения. В статье «Положение Англии», включенной Марксом в «Немецко-французский ежегодник», Энгельс писал:

«За последнее время в Германии критика пантеизма проведена с такой исчерпывающей полнотой, что ничего больше не остается добавить» (1, с. 590).

Выдвигая на первый план критику светского типа отчуждения, Маркс считает необходимым развертывать ее в обеих формах: теоретической и практической. Однако масштаб значения одной и другой формы неодинаков: критика немецкой действительности имеет значение преимущественно для самой Германии, а критика немецкой теории государства и права – для всех развитых стран. Дело в том, что современный немецкий режим – это исторический анахронизм, отвергнутый французами свыше полувека назад; немецкие порядки находятся ниже уровня истории.

В области же теории немцы находятся вполне на уровне современности: восприняв французскую философию, подготовившую революцию 1789 г., немцы двинули ее дальше, подобно тому как французы двигали дальше дело революции. В итоге современная немецкая философия, получившая самую последовательную, самую богатую и законченную формулировку в работах Гегеля, соответствует не немецкой, а французской и иной развитой современной действительности. И критика этой философии соответствует критике этой развитой действительности. В особенности критика гегелевской философии государства и права «есть одновременно и критический анализ современного государства и связанной с ним действительности» (1, с. 421).

Но отсюда не следует, будто такая критика не имеет значения для отсталой немецкой действительности. Будущее немецкого народа – это отрицание отживших порядков и тем самым осуществление его собственной философии. Однако оно не может этим ограничиться, потому что немецкий народ «почти уже