Молот ведьм - страница 5
Умением прогонять дьяволов, являвшихся к женщинам в образе мужчин, особенно отличался знаменитый проповедник Бернард из Клерво. Он много способствовал оживлению в XII–XIII веках учения Августина Блаженного, благодаря Бернарду стали популярны в народе наиболее безумные деяния демонов и дьявола.
Не менее ужасные истории рассказывает в своем «Поликратике» Иоганн из Солсбери, большой знаток сочинений Августина и Исидора. С Иоганном по части дьявольских ужасов соперничает Петр из Блуа, распространяющийся на тему о том, как по указанию дьявола женщины изготовляли глиняные фигуры и через их посредство мучили своих врагов или вселяли любовь в души тех, кого любили. Из ряда нормандских монастырей распространялись по Северной Франции такие ужасы, что потребовалось вмешательство папы для успокоения монастырской братии и всего населения. То же имело место в знаменитом Корвейском монастыре, откуда исходили фантастические бредни, которым, по словам аббата Вибальда из того же Корвея, не стал бы верить даже язычник. Теперь стали принимать как нечто достоверное то, что гунны произошли от демонов, что жители острова Кипр являются детьми дьявола, принявшего вид мужчины и вступившего в половую связь с женщиной. Такой дьявол уже и раньше стал называться инкубом (сверху лежащим), в противоположность дьяволу, принимавшему вид женщины и называвшемуся суккубом (лежащим снизу). Об английском короле Мерлине говорили, что он родился от инкуба и дочери-монашенки английского короля, и Вальтер Мап говорит о целом ряде лиц, родившихся точно таким же образом.
Вопрос об инкубах и суккубах делается излюбленной темой теологической мысли, и Вильгельм Парижский посвящает ей особенно много внимания; пигмеи, фавны, оборотни-волки и гиены, все они – разные демоны и полудемоны, самым коварным образом распоряжающиеся судьбою людей. Фавн, по его мнению, есть смертное, не вполне демоническое существо, родившееся от инкуба и женщины. Впрочем, Вильгельм Парижский полагает, что демон не в состоянии произвести на свет человека и лишь пользуется человеческим семенем, которое он вводит в женщину, становящуюся тем самым матерью.
Однако церковь, всячески распространяя бредни о дьяволе, постепенно запуталась в собственных противоречиях и сама начала бояться дьявольского наваждения. Желая наказать слабых людей за колдовство, приравниваемое ею к ереси, церковь создала такую метлу, которая, казалось, выметет самую церковь и оставит земную юдоль всецело во власти одного лишь дьявола.
Но до XIII века число преследований за колдовство было сравнительно невелико: церковь иногда как бы стушевывалась перед государством и предоставляла ему преследовать действовавших под влиянием дьявола преступников.
В связи с развитием средиземноморской торговли и появлением торговой буржуазии в Южной Франции и Северной Италии началось направленное против церкви движение. Это движение уже в XI веке приняло крупные размеры. Во главе его зачастую стояла торговая буржуазия, недовольная тем, что церковь стесняла ее размах и конкурировала с ней там, где сама начала торговать. К этому движению вскоре примкнули городская мелкота и крестьянство, разоряемые церковной десятиной и всяческими иными поборами. Это народное движение, руководимое торговой буржуазией, но опиравшееся на крестьян и ремесленников, церковь назвала еретическим, окрестив его сторонников именем катаров. К этому антицерковному движению присоединилась и значительная часть землевладельческой аристократии, ненавидевшая церковь за ее обширные владения.
Как всякая ересь, катарство подлежало в первую очередь церковному суду, приговоры которого до XI века, до появления катарства, часто ограничивались духовными наказаниями, как-то: епитимией, временным отлучением от церкви, иногда пожизненным, не дававшим возможности получить причастие даже на смертном одре. Правда, церковь время от времени побуждала светские суды выказывать свою благочестивую суровость (pius rigor) в отношении еретиков и применять к ним смертную казнь, и государственные суды покорно подчинялись этому требованию. Но такие обращения носили скорее эпизодический характер, и лишь с появлением катаров церковь потребовала, чтобы все суды, безразлично – духовные или светские, встали на защиту попираемой церкви, и во имя истребления ереси заклинала весь христианский мир не останавливаться ни перед чем и широко применять «всю мощь своей карающей власти». Так как в катарской ереси были налицо элементы, сближавшие ее с колдовством, ибо катары превозносили силу дьявола и приписывали ему господство над материальным миром, то карательные органы решили подвергать катаров тем наказаниям, каким они подвергали наиболее закоренелых колдунов, зловредителей. И в 1022 году в Орлеане была, по распоряжению французского короля, сожжена первая партия катаров. Выбор именно этого вида наказания мотивировался тем, что сожжение – наиболее болезненное наказание и что оно уничтожает «без остатка» преступника-еретика. Вслед за орлеанским сожжением запылали костры в Тулузе, Лиможе, Монтефорте, Аррасе и других местах. Энергичная деятельность светских и церковных судов привела к загону катарской ереси в подполье. Но процесс разложения феодального и натурального хозяйства продолжался; народное недовольство усиливалось, крепла торговая буржуазия, учащались ее столкновения с церковью, и противоречия общественной жизни выливались в форму религиозного брожения – рядом с катарством, начавшим постепенно сходить со сцены, появилось близкое ему по духу движение