MONO - страница 15

– Марго, детка, я живу с этим. Тебе не понять, каково это – убить того, кто для тебя дороже жизни. Знаешь… – Он пытается сдержать слезы и, закрыв руками лицо, начинает плакать навзрыд, задыхаясь от боли, что годами разрушала его изнутри.

Смотрю на него, не понимая, что со мной происходит. Отец рыдает, его по-настоящему прорвало. Посетители бара поглядывают на нас. Беру отца за руки и пытаюсь успокоить, но он, обхватив мою руку, начинает рыдать еще громче и затем опускается под стол.

– Папа, перестань, прошу! – Мне хочется, чтобы он успокоился.

Никогда не думала о том, как он живет со своей утратой. Мне было двенадцать, что я могла понимать? Ребенок. Вначале отец еще пытался держать себя в руках. Но так продолжалось недолго. Однажды он вернулся домой пьяный до беспамятства, и после я больше не видела его трезвым. Он пил восемь лет, беспробудно, каждый день. Пропил свой бар, потом заложил квартиру. Я запомнила его исключительно в лежачем положении. Блюющим, ползающим по квартире на четвереньках. В семнадцать не выдержала этого постоянного кошмара, собрала вещи и переехала к бабушке, в ее однокомнатную квартиру на окраине столицы.

Бабушка старенькая, но мы с ней быстро поладили. Я не видела отца три года, а потом встретила на похоронах бабушки. Да, наша бабушка умерла, и мне очень жаль, если ты не сможешь ее вспомнить. Для нас с тобой это огромная утрата.

Отец стоял у гроба в черном костюме, мятой рубашке без галстука и уже по привычке рыдал. Он рыдал часто в последние годы. Нажрется и рыдает. Мой Великан стал для меня жалким.

Возможно, именно в этот момент, провожая глазами бабушкин гроб, я возненавидела Великана всем сердцем, каждой клеточкой, по-настоящему и безвозвратно. До сих пор, закрывая глаза, вижу его рыдания, сопли и блевотину. Он перечеркнул мое детство, разрушил образ великана-чародея и превратился в сущность без пола и будущего.

Отца не было рядом, когда я бросила школу. Он исчез, самоустранился, похоронил себя живьем. Он разрушил мою жизнь. На генетическом уровне вдавил в бесконечные фобии. Я боюсь всего. Меня пугают даже лунные затмения, четные номера, красные сигналы, лед, холод, замкнутые пространства, шумные компании, я не хожу по краю тротуара, не наступаю на люки. Думаю, что не стоит оглашать полный список, потому как попросту может не хватить страниц.

Сейчас в баре я сказала ему в лицо о своем презрении, и его прорвало.

– Родион, тебе плохо? Может, воды? – подбежал к нашему столику официант из зала.

Отец опустил голову на стол и, прикрыв руками затылок, отмахнулся.

– Сейчас принесу. Старик, возьми себя в руки!

Честное слово, даже не знаю, о чем дальше писать.

Не в моих силах было его простить и не в моей власти полюбить снова. Любовь… Шесть букв, смысл которых так просто было когда-то дарить друг другу. Сейчас он казался беззащитным Великаном, но на самом деле он и был беззащитен. Мой Великан опустил руки, сдался и решил уйти. Я почувствовала, что его жизнь в моих руках. Ты представляешь жизнь человека в руках, словах, в тембре голоса, желании слушать и умении прощать? Мне было больно, очень! Так сильно, как только может быть больно.

– Папа, возьми себя в руки! Мне плевать на твои чувства и самобичевание. Ты утопил себя в горе и меня всю жизнь тащишь за собой на дно, начиная с дороги, которая забрала у меня маму.

– Прости меня. Я изменился. Уже пять лет, как я не пью. С бабушкиных похорон ни капли. Мне просто ее не хватает. Ты знаешь, как это – любить по-настоящему?

Тогда я еще этого не знала. Он смотрел на меня, не отводя глаз.

– Любить так, – продолжил отец, – что, когда человека нет рядом, ты задыхаешься от нехватки кислорода.

Отец затих. Я знала, что он сейчас далеко, на ночной дороге, в свете фар встречного грузовика.

– Тринадцать лет задыхаюсь. Каждый день засыпаю с желанием не проснуться. Прости меня, моя Принцесса.

Он назвал меня Принцессой. От этих слов бросило в жар. «Моя Принцесса».

– Ты помнишь?

– Я – да.

– А я уже нет.

– Позволь мне тебе напомнить, – взмолился отец.

Он протянул руку и кончиками пальцев провел по моей щеке, оставляя след от слезы. Во мне что-то содрогнулось – так рвутся струны, и что-то оборвалось внутри. Закрываю руками лицо, и сразу бурным потоком хлынули слезы. Мне кажется, что они будут литься вечно, а когда иссякли, дышу глубоко, прерывисто, долго, долго…