Монолог современника - страница 28
Глава восьмая
Что значит минута, когда ты в тепле,
когда есть в запасе другая?
Бумага и перья лежат на столе,
а мысли приходят и тают.
Минута — не время! Расчет на часы.
Душа полюбила уют.
Но странно, когда на земные весы
бросаются двадцать минут.
Иссякнут минуты — погаснут миры.
Свинцовые точки над «и»
серьёзно, без шуток и детской игры,
поставят печати свои.
Надели мешки, прикрутили к столбам.
До выстрела двадцать мгновений.
Погибших за правду причислим к Христам.
Когда же конец причислений?
Сейчас, вот сейчас… Но за что и зачем?
С ума бы сойти на краю.
Невинные — незащитимы никем,
лишь волосы дыбом встают.
Минуты бегут, обращаясь в часы,
и в век двадцать первый растут.
Нам странно, когда на земные весы
бросаются двадцать минут.
Глава девятая
Совершено! Возврата нет
к вчерашним разговорам.
Что, если высший разум — бред
и Жизни нет повтора?
Тогда зачем, тогда к чему
мучения и бденья?
Тогда уж сразу — не в тюрьму,
а в пропасть в час рожденья.
Сейчас на голову мешок
набросят и прикрутят
К столбу. Минута… Залп… Ожог…
И постиженье сути.
Но за мгновенье перед тем,
как смерть всё уничтожит,
зажглась проблема из проблем:
«Век до конца не прожит!»
Кто не был сжат рукой беды,
не трать на чтенье порох.
Жил Достоевский, но не ты.
Жил человек — не шорох!
Снег замирает на плацу.
«Ружье на взвод!» — Взвели…
По обнажённому лицу
и петрашевцам…
— Стой! Не пли!
Глава десятая
Ни от сумы, ни от тюрьмы…
За правду, за рывок из тьмы,
за то, что в рабстве жить не смог,
одно убежище — острог.
Где хлеб — с червями пополам.
Где жизнь — копейка, совесть — хлам.
Но здесь надеждою живут,
что дальше смерти не сошлют.
Глава одиннадцатая
Случайность или же везенье
найти знакомого в аду?
Он ждёт в военном облаченье:
— Мой друг, кого я узнаю!
Вы — Достоевский, петербуржец?!
Писатель, автор повестей?
Не может быть! В оковах… Ужас!
Пять лет о вас уж нет вестей.
Какой удар же рок отвесил —
от молодости ни следа!
Я был присяжным на процессе
и вам сочувствовал тогда.
Вас бросили в дыру такую,
чтоб не поднялись никогда.
Я вам свободу отвоюю
и буду другом навсегда.
Не бойтесь ничего, нас двое.
Сегодня же пишу друзьям.
Пойдёмте же ко мне!.. Такое
лишь отнесёшь к волшебным снам.
Лежала впереди дорога,
спасающая дух и плоть.
Но если кто-то верит в Бога,
то он поймёт, что спас Господь.
Глава двенадцатая
В море выдвинутый форт
На болотах, на костях.
Балтику швыряет норд
По каналам, по гостям.
Волны-гостьи на Неве
Разбегаются, дробясь.
Люди голубых кровей
Шествуют, не торопясь.
Кто верхом, а кто в коляске
По булыжнику-граниту…
Точно в гоголевской сказке,
Город тайнами пропитан.
За фасадами домов,
За соборами, церквями
Щели проходных дворов
Смотрят страшными глазами.
Глава тринадцатая
Белые ночи — черные реки,
улицы, фонари и аптеки.
Свет над мостом еле-еле теплился:
здесь Свидригайлов вчера застрелился.
Мышкин к Рогожину шёл, торопясь.
Здесь обрывалась случайная связь.
За поворотом есть выход на Невский —
тут иногда проходил Достоевский.
Вот и сейчас слышу чьи-то шаги…
Память и рифма, не трусь, помоги!
Глава четырнадцатая
Контракт подписан. Кабала!
И меньше месяца в запасе.
Теперь сгибаться у стола,
теперь ты — раб, а раб безгласен.
Тихонько перышком скрипи,
следи за оборотом слова.
Из неизвестности лепи
роман для критики Каткова.
«Ах, если б сделать миллион!» —
мечтал с досадой Достоевский.
И вдруг смятенный Родион
Раскольников пошёл на Невский.
Откуда, как и почему
студент в оборванной шинели
вдруг накрепко припал к тому,
кто даже другом не был в «деле»?!
Ещё процентщица жива,
ещё сюжет мелькает тенью,
ещё не созданы слова
для оправданья преступленью.
Но ясен нервный персонаж:
таким он будет до признанья,
пока тюремный экипаж
не скроется в казённом зданье.
Глава пятнадцатая
Иностранцам мерещатся тайны -
им Россию века не понять.