Монсегюр. В огне инквизиции - страница 12

— Сашка, Сашка, — запричитала Аня, — не ходи туда! Там такое! В нашем районе маньяк-убийца! Господи! Это же ужас какой! Надо срочно в милицию! И скорую помощь! Срочно! Быстрее!

И она, зарыдав, схватила Ветрова за руки и вместе с Маринкой потащила его прочь от дома. Следом выскочил Серёга Гаврилов. Бледный как полотно. Он уже набирал на своём мобильном номер «скорой помощи».

Ветрову не потребовалось много времени, чтобы сообразить, откуда весь этот сыр-бор. Он резко остановился и выхватил у Серёги телефон.

— Дай сюда! Не надо звонить! Вы испугались Ванькиной отрубленной головы? Ерунда это всё!

Марина, Аня и Сергей дикими глазами уставились на Ветрова. А тот со злостью процедил сквозь зубы:

— Ну, козёл! Сейчас его голова получит по первое число! — Ветров угрожающе погрозил кулаком в сторону дома Оболенского.

Малахова перевела взгляд на ручку теннисной ракетки, торчащей из Сашкиной сумки. Ей почему-то показалось, что это холодное оружие, может быть, даже меч. Она дико закричала и бросилась от Ветрова прочь, вопя на ходу: «Убийца! Спасайтесь!»

Сашка хладнокровно изрёк:

— Серёга! Быстро догони Малахову и веди её к Ваньке домой.

Сергей даже не шелохнулся. Его будто парализовало. Аня смотрела на Ветрова и испуганно моргала глазами.

— Гаврилов, быстро! Чего уставился? А то Малахова уйдёт далеко и шум поднимет не по делу.

Гаврилов медленно попятился от Сашки.

И тут наконец до Ветрова дошло. Он захохотал. Ане показалось, что даже как-то зловеще. У неё подкосились ноги, и она мягко осела на землю. Саша подхватил её.

— Ань, ты чего? Эй, вы… это… совсем уже что ли? — И он покрутил пальцем у виска. — Вы серьёзно подумали, что это я Ваньке отрезал голову?

Аня в голос заплакала. Если бы у неё были силы, она бы убежала прочь от этого монстра в овечьей шкуре. Так спокойно говорить об отрезанной голове друга! Пусть даже не он это сделал.

Ветров поспешил объясниться:

— Ребята, вы всё не так поняли. Это Ванька, придурок, шутку такую придумал с отрубленной головой.

— Как это? — еле слышно одними губами пробормотал Гаврилов. — Он сам себе, что ли, её отрубил?

— Да живой он! Живой! — закричал Сашка, выходя из себя. — Дырку вырезал в столе и голову просунул. Серёга! Беги, догоняй Малахову.

— Дырку в столе? — У Гаврилова отвисла челюсть.

— Да! Да!

— А кровь на скатерти? — простонала Аня, всё ещё не веря Ветрову.

— Да это малиновый сироп. Ну что ты стоишь, Серёга, беги за Маринкой. И всё ей объясни.

Малахова в это время выглядывала из-за угла соседнего дома. Рядом с ней были два парня из школы, тоже приглашённые на праздник, но пока ещё не видевшие Ванькин сюрприз. Они размышляли о том, не сошла ли Малахова с ума — как-то не верилось, что Ветров вдруг оказался маньяком-убийцей, — но и подойти поближе не решались.

Гаврилов выступил в качестве парламентария. Вскоре все шестеро направились к подъезду дома Ивана.

Малахова предпочла остаться на улице. А Аня, вцепившись в руку Гаврилова, последовала за ребятами. Они даже не подозревали, что в это время в квартире Оболенского появился ещё один человек, которого на вечеринку вовсе не приглашали.

Когда Аня и Марина с радостным настроением шли в гости к своему другу, сосед Ивана по лестничной площадке Пётр Михайлович, солидный гражданин, отставной военный, спокойно смотрел телевизор в халате и тапочках. Показывали футбол, «Спартак» — ЦСКА. Шла двадцатая минута первого тайма. Армейцы атаковали, напряжение на поле возрастало. Пётр Михайлович налил себе пива и только поднёс стакан к губам, как вдруг услышал истошный девичий крик. От неожиданности он вздрогнул, чуть не облившись. Затем, в унисон первому голосу, прибавился второй, тоже женский и такой же истеричный. Пётр Михайлович встал, тихо выругался и пошёл наводить порядок в доме. Со словами «до чего молодёжь дошла, уже орут, не стесняясь, в общественных местах», он открыл дверь своей квартиры и вышел на лестничную площадку. Не обнаружив там никого, он перегнулся через перила, но лишь услышал хлопанье парадной двери. Это Аня с Мариной, а следом за ними Серёга Гаврилов выскочили на улицу. Покачав головой, Пётр Михайлович хотел было вернуться в кресло и наслаждаться футболом, как вдруг увидел настежь открытую дверь в квартиру Оболенских.