Море лоскутных кошек - страница 3

Только, в отличие от меня, они все еще недееспособны. Они все еще были там, и никто не заботился о них. Мое сердце чувствовало себя подобно камню в моей груди.

Слишком много дней я пил и находился в забвении, люди лежали в больничных койках и медленно умирали. Не займет много времени, чтобы умереть от обезвоживания. Я убил их. Я мог бы спасти многих, но вместо этого я решил пить. Я убил их.

Я чувствовал себя такой ужасной кучей дерьма. Жалкий старый труп, гниющий в своей постели. Мои крики были мне незнакомы, хрустящие и чуждые. В комнате не было алкоголя, чтобы облегчить боль. Мне пришлось пережить это. Я пил какой-то сироп от кашля стоявшем на ночном столике, но я не мог заснуть, запертый, под одеялами, со своими трезвыми мыслями.

На следующее утро я пошел прямо в больничный округ. Моя болезнь все еще мучала меня, но я должен был убедиться, жив ли кто-нибудь.

По дороге я встречал бар за баром, которые были открыты и будто подзывали меня, но я не собирался пить. Я собирался нести ответственность. Я собирался поставить других людей на первое место.

Некоторые из них могут быть еще живы, подумал я. Подключенные к аппаратам. Эти аппараты сами могут поддерживать жизнь, не так ли? Кто-то должен был быть там.

В больничном округе должны были быть кучки больниц, но я знал только, где находится отделение неотложной помощи. Я помню центральную улицу, которая была прямо у входа в отделение неотложной помощи, где машины скорой помощи всегда были припаркованы.

Когда я пришел, не было припарковано ни одной машин скорой помощи. Все выглядело мертвым. Как и везде. Я посмотрел на окна высоко над головой, размышляя, жив ли там кто-нибудь. Я пытался искать комнаты, в которых пациенты могли быть прикованы к койкам.

«Я должен спасти их», – повторял я снова и снова. «Даже если они прикованы к постели, я должен заботиться о них до конца своей жизни, я все равно собираюсь их спасти».

Мои ноги сделали два шага в больницу, затем развернули меня и привели в ближайший бар. Я не оглядывался. Я просто плотно закрыл глаза и нахмурился от солнечного тепла, прижимающегося к моим губам.

Я переехал в хороший пригород с видом на Пьюджет-Саунд. Я всегда хотел жить у воды. Там хороший вид. Но на самом деле я приехал сюда, потому что пригород не пахнет смертью. В этой части города большинство домов пустовало. Все были в городе, на работе или в школе в 11:34 утра.

Центр города гнилой. Собаки и крысы поедают тела. Мне нужно было выбраться оттуда, нужно запереться вдали от мира. Поэтому я загрузил грузовик едой, спиртными напитками и множеством фильмов из видеомагазина. Я не знаю, как долго будет оставаться электричество, но я собираюсь пить и смотреть фильмы как можно дольше.

Может быть, когда электричество отключится, я попытаюсь убить себя и присоединиться к остальной части человечества.

Прошла неделя. Завтра вторник. Я боюсь вторника. Интересно, будет ли у меня неконтролируемое желание убить себя в 11:34 снова? Я сомневаюсь, что стану слишком неспособным к самоубийству, если снова начну думать об этих безобразных мыслях.

Я сижу на удобном кожаном кресле в чужой гостиной, перед телевизором размером с стену и смотрю мультфильмы Рокки и Буллвинкля на DVD.

Я снял все фотографии семьи, которая раньше здесь жила, чтобы мне не пришлось смотреть на них. Я носил их фланелевую пижаму, ел из их тарелок, спал в их кроватях. Я не хотел знать, кто они. В воздухе еще держались запахи. В ванной комнате, на диване, на кухне у кофемашины. Было достаточно тревожно чувствовать их запах.

По крайней мере, их трупы не находились где-то в задней комнате.

Я сейчас смотрю фильмы о «Трех балбесов». Это то, что делало меня счастливым давным-давно. Сегодня они меня раздражают.

Ем овсянку и апельсины. Пью виски и нюхаю кокс. Выкидываю мусор через плечо. Писаю в маринованные банки, чтобы мне не пришлось вставать со стула.

На улице идет сильный дождь. Гроза. Целая армия гроз.

Молния приближается, пронзительно кричит. Как будто она поражает задний двор. Я должен увеличиваю громкость телевизора.