Море штормит - страница 5
На другой день с утра по всему городу было расклеено обращение немецкого коменданта к населению. Обер-лейтенант Хельмут Грубер обещал крупное вознаграждение каждому, кто сообщит что-либо о местонахождении картин Петровского художественного музея.
А через два дня Анну Георгиевну снова привели на допрос. Грубер насмешливо процедил:
— Ну вот, теперь, когда ваш тайна раскрыт, вы, надеюсь, начинаете говорить как благоразумный человек. Раскаянье мы учтем.
Анна Георгиевна выдержала испытующий взгляд обер-лейтенанта. Но лицо ее вспыхнуло. Неужели нашли? Кто же польстился на немецкую подачку?
— Вы что, и сейчас решили молчать? — Грубер вытащил из кобуры парабеллум. — Кто помогал прятать? Говори!
— Картин в городе нет.
Удар в живот свалил ее с ног. «Ничего они не знают!» — успела подумать она, и тут же все заволокла плотная, вязкая чернота.
Очнувшись, Анна Георгиевна медленно обвела взглядом сырые бетонные стены. Стучало в висках. Перед глазами клубился серый туман. И все же на стене, чуть пониже зарешеченного окна, она приметила полустертый неумелый рисунок: серп и молот. И короткую надпись: «Отомстите за нас!».
В тюремной камере на Накатной улице, в лагерном блоке у Черной балки не раз потом повторяла она эти слова, кусочками угля и мела, осколками кирпича и обгорелыми гвоздями рисуя на стенах силуэт воина-моряка с поднятой в антифашистском приветствии рукой.
Соседки по нарам долго потом вглядывались в расстилавшуюся за Бугом степь. Каждой из них виделось, словно в мареве, будто именно ее батько, нареченный, муж или брат, держа автомат над головой, бредет синим широким лиманом, пробирается плавнями к притихшему берегу реки. Анне Георгиевне тоже казалось, что в первой же атакующей цепи будет и ее Алеша. Оттого с еще большим упорством она наносила на стены все новые рисунки. И под каждым теперь появлялись подсказанные надеждой слова: «Наши близко!», «За нас отомстят!»…
Однажды ночью ее разбудила соседка. Прошептала, прижавшись к уху:
— Охранники под окном о чем-то лопочут. Понять — не пойму, но вроде про нас. Тебе бы послушать. Ты же по-ихнему понимаешь.
Анна Георгиевна бесшумно скользнула к стене. Осторожно подтянулась к решетке, прислушалась. Ветер доносил обрывки фраз.
Когда она вернулась на свое место, женщина спросила:
— Ну что?
— Сокрушаются, что наши уже под Феодосией. Боятся, скоро будут здесь.
— Ну, слава богу! — легко вздохнула соседка.
Анна Георгиевна долго лежала потом с открытыми глазами. Из разговора немцев она поняла, что отдан приказ заминировать город и приступить к ликвидации концлагеря в Черной балке.
Сон пришел лишь перед самым рассветом, но был он тревожным и недолгим. Она проснулась будто от внезапного толчка. Издалека доносился слабый гул. Похоже было, что где-то в степи, за Бугом, рассыпаются над землей глухие раскаты весеннего грома.
— Девчата, — радостно вдруг прозвенел чей-то голос. — Да то ж не гроза. То фронт до нас наближается!
И тут уж все зашумели разом, повскакивали со скрипучих нар, застучали по дощатым переборкам.
Анна Георгиевна достала из тайника припрятанный с вечера кусочек угля и несколькими взмахами нарисовала на стене стремительную фигуру идущего в атаку моряка. Задумалась на миг и решительно вывела наискосок крупными жирными буквами: «Ура! Наши здесь!»
И тогда только почувствовала что-то неладное за своей спиной. Резко обернулась. На пороге с автоматом на изготовку стоял охранник.
— Шнель! — Он указал ей на выход.
Анна Георгиевна не шелохнулась. Немец, выругавшись, широко шагнул с порога. Но тотчас проход между двумя рядами нар заполнили узницы. Не сговариваясь, они молча стали плечом к плечу и преградили дорогу солдату. В блоке нависла напряженная тишина. И вдруг снова возник далекий нарастающий гул. Солдат попятился к двери. Уже с порога крикнул:
— Готовьтесь к большой дорога!
Загремел засов. Женщины обступили Анну Георгиевну. На нее смотрело столько настороженных, ждущих ответа глаз. И она неожиданно для себя сказала твердым, решительным голосом:
— Никуда не поедем! Нас хотят уничтожить… Об этом надо срочно сообщить во все блоки.