Море согласия - страница 9

Демка сейчас ехал о бок. Глядя на кипатана и видя его задумчивость, он не решался заговорить первым. Так и молчал, пока капитан сам не спросил:

— Не страшишься хана, Демьян?

— Как тут не страшиться, вашскобродие... Страшусь.

— То что страшишься, я и сам знаю. А вот зачем признаешься в этом — мне непонятно. Разве у тебя гордости нет?

— А чего ж врать, вашскобродие... Да если уж по-нашему, по-деревенскому, судить, то страх он силу прибавляет... Страшиться— страшусь, но не побегу с поля боя.

Капитан улыбнулся, промолчал.

В полдень, подъезжая к Соганлугскому посту, Муравьев увидел возле ворот группу конных и две фуры, покрытые брезентом и обвязанные веревками. В полном, мужиковатом офицере, сидящем на коне, капитан узнал Пономарева. Люди его уже отдохнули и сели на лошадей, чтобы ехать дальше. Муравьеву было крайне неловко, что не сдержал слово, не выехал в назначенный час на Гянджинскую дорогу. Однако извиняться он не счел нужным. Сказал хмуро:

— Ну, вот, кажется и нагнал я вас, господин майор...

— Нагнал, да не совсем, — буркнул Пономарев. — Ждать, покуда отдохнете, не стану. Так что — ищите меня на станции Салаглы. Там встретимся, там и заночуем. — И майор тронул своего мышастого жеребчика.

Вскоре его небольшой обоз скрылся в дорожной пыли за зелеными кущами грузинских садов.

Демка расседлал коней, стреножил и пустил на лужайку. Муравьев достал колбасу и послал Демку к казакам за кипятком. Наспех перекусили и легли вздремнуть у ручья. Сон, однако, к капитану не шел. Он все думал, что пора двигаться дальше, иначе до ночи до Салаглы не добраться. Муравьев толкнул спящего Демку и приказал седлать коней. Тут же выехали и прибыли на станцию Салаглы в сумерках.

Вокруг домиков станции горели небольшие костры. Возле каждого сидели казаки. В бурьяне, позванивая удилами, голодно двигали челюстями лошади. Спешившись, Муравьев отдал своего коня денщику и направился к дому, на веранде которого горела свечка и вокруг нее сидели несколько военных. Муравьев поднялся по ступенькам, разглядывая сидящих. Он опять узнал в полнотелом офицере Максима Ивановича.

— Ну теперь-то, господин майор, вам не уйти! — громко пошутил Муравьев. — Разрешите сесть? — И Николай Николаевич стал оглядывать веранду, выбирая местечко. Он остановился напротив незнакомого усатого офицера, попросил, чтобы тот подвинулся.

— Кэк разговариваете, понимаешь! — рявкнул офицер.— Кэк разговариваете! Не знаю — кто вы там по званию! — И после небольшой паузы еще грознее спросил: — Извольте назвать себя!

— Гвардии капитан Муравьев! — представился, не скрывая удивления, капитан. И тотчас спросил с вызовом: — Позвольте и мне узнать, с кем имею честь...

— А говорит с тобою войсковой старшина, полковник Табунщиков. Понял? Так шо, садись и слухай.

— Простите, господин полковник, но я с дороги. Изрядно устал и думаю пойти отдохнуть. — С этими словами Муравьев повернулся и неспеша спустился с крыльца. Подойдя к Демке, капитан приказал сварить ужин и попросил у него что-нибудь под бок. Денщик достал брезентовую накидку и бросил ее Муравьеву.

— Сволочь немытая, — ворчал капитан, укладываясь. Подумаешь, войсковой старшина. Слова выговорить правильно не может, а, поди ж ты— покрикивает! Ну и болваны же эти казаки!

Муравьев уже задремал, когда подошел к нему майор и сел рядом.

— Так, говоришь, благополучно расстался с самим? — спросил он с иронией. И Муравьеву сделалось неприятно от того, что Пономарев говорит о командующем с насмешкой.

— А вы об Алексее Петровиче, как погляжу, не очень-то,— с упреком отозвался капитан. — Он к вам более дружелюбно расположен. Сам лично слышал, как говорил: «Смекалистый Пономарев, покладистый» и тому подобное.

— Это у него от лукавого, — усмехнулся майор. — Не может он так обо мне...

— Почему же не может?

— Да есть одна заковыка...

И Пономарев махнул рукой, давая понять, что говорить об этом не хочет.

Казаки потушили костры глубокой ночью. Офицеры тоже погасили свой огонек и тут же на брезенте легли спать. На рассвете вместе с казаками Табунщикова отряд двинулся дальше. На подъезде к Таузскому посту, в горах раз разилась гроза. Спрятаться от дождя было негде. Теплый шальной ливень вымочил всех до нитки. Прибыв на пост, до полуночи сушили одежду. Сидели в нательных рубахах и подштанниках.