Морис Торез - страница 4

Живя в этом укромном уголке, он внимательно следит за жизнью сегодняшней России. Он читает журналы, ему показывают документальные фильмы, он интересуется подробностями последних изобретений, великих работ. Как никто, Торез умеет рассказывать о том, что происходит в стране, о мирном развитии Советского Союза. Он говорит о лесонасаждениях в Европейской России, о канале между Волгой и Доном, о внутреннем азиатском море…

Он объясняет нам, что в Советской стране вскоре все трудоемкие работы будут производиться по-новому. Так, например, раньше сотни горняков затрачивали огромный труд для разработки железных рудников, а теперь взрывают склон горы, а затем железную руду нагружают на самосвалы, и они везут ее прямо в литейный цех. Несколько шоферов — словно специалисты, сидящие у пультов,— заменяют множество горняков, работавших в труднейших условиях. Аналогичные методы применяются на некоторых угольных шахтах, где разработку можно вести открытым способом. Как известно, в Советском Союзе уже существуют целые автоматические заводы, на них, вместо многих десятков рабочих, трудится теперь лишь несколько человек, сидящих у пульта управления; они — своего рода инженеры. Если бы у нас происходило нечто подобное, это привело бы к тому, что тысячи трудящихся стали бы безработными или вынуждены были бы искать себе работу в других отраслях промышленности, образуя тем самым резервную массу, которую предприниматели используют для того, чтобы душить работающих, притеснять их и удерживать заработную плату на низком уровне. А в Советском Союзе каждый человек, освобожденный машиной, без труда приобретает новую специальность, умножая ряды тех, кто учится. Таким образом, рабочий класс выдвигает все новые и новые технические кадры, необходимые для безграничного развития промышленности, и рабочие постепенно превращаются в инженеров.

Это явление характерно для периода, который переживает Советская страна, — для периода перехода от социализма к коммунизму. Пока Морис говорит, я вспоминаю, что видел повсюду — и в Москве и на соседнем аэродроме — одну и ту же фразу, написанную на плакатах и транспарантах: «…уничтожения противоположности между трудом умственным и трудом физическим можно добиться лишь на базе подъема культурно-технического уровня рабочего класса до уровня работников инженерно-технического труда» (Сталин)… Морис объясняет нам смысл этой фразы, он объясняет нам это великое начинание, и становится понятным, что лесозащитные полосы, каналы, искусственные моря — лишь простые этапы: речь идет о превращении всего рабочего класса в новую многочисленную интеллигенцию. Это походит на мечту, но пока Морис говорит, я вспоминаю, как он сам, пользуясь скромными средствами, имевшимися в его распоряжении, преобразовал некогда нашу партию, и говорю себе, что нет ничего невозможного для коммунистов, когда ими руководит талантливый человек. И еще долго фраза Сталина звучит в моем сознании: «…уничтожения противоположности между трудом умственным и трудом физическим…»

Эта противоположность исчезла в Морисе Торезе, сыне горняков, горняке… борце за рабочее дело… Да, в нем можно видеть прообраз человека будущего! Никакие духовные интересы ему не чужды. Между прочим, он говорит мне, как ему понравился «Джимми», роман Пьера Куртада, и как он радовался этому шагу вперед в творчестве нашего товарища. Морис с огромным вниманием читает статьи, опубликованные в «Нувель критик», и говорит, что этот журнал — удача нашей партии. Я спрашиваю, могу ли я передать его слова по возвращении во Францию. «Я говорю их тебе именно для того, чтобы ты их повторил,— отвечает Морис.— Я прошу тебя повторить их… многие молодые люди в журнале борются, находясь на позициях нашей партии, и это хорошо…» Мы обсуждаем статью, помещенную в журнале «Пансе», мы беседуем о «Летр франсез» — Морис регулярно читает это издание. Он спрашивает у меня новости о Пикассо, о Жолио, о Фужероне. Он требует, чтобы я подробно рассказал ему обо всем, что связано с Осенним салоном. Не помню уже, каким образом речь заходит о Поле Лафарге, о его литературных суждениях. Известно, что зять Маркса обычно рассматривается, как один из первых французских марксистов, однако Морис не во всем признает его авторитет: так, он критически относится к резким суждениям Лафарга о Гюго и Золя.