Морозный ветер атаки - страница 7
Картина так себе – мертвые тела сельчан, связанная женщина с кляпом во рту, какие-то смутные, а главное, вооруженные личности в маскировочных халатах…
Острое лезвие вошло под ребро, как нож в масло – немец поперхнулся, закашлялся. Нож рвал еще живые ткани, хозяйничал в чужом организме. Гулыгин выдернул лезвие и варежкой заткнул фашисту рот.
Второй не успел ничего понять – Глеб ударил его прикладом в загривок ниже каски. Хрустнул шейный позвонок, солдат захлебнулся, потерял дар речи, Лазаренко с Вербиным приняли его на руки и аккуратно положили на пол. Гулыгин пристроил рядом своего, собрался вытереть лезвие о шинель мертвеца. Но передумал, задумчиво глянул на второго – тот еще подавал признаки жизни, конвульсивно вздрагивал. Гулыгин ударил его в сердце, немец вздрогнул и затих. Боец аккуратно вытянул нож, опасаясь обильного кровотечения, и только после этого вытер его о сукно.
– Погреться не удалось, – согласно прошептал Вербин.
Шубин приложил палец к губам, на цыпочках подошел к окну, пристроился за занавеской. Обер-лейтенант стоял у крыльца, ждал вестей от подчиненных и уже выказывал нетерпение. У него мерзли руки, он разминал пальцы в тонких кожаных перчатках. Офицер был молод и строен, имел правильные черты лица – истинный представитель великой расы! Он даже холод сносил стойко, хотя ничто не мешало ему утеплиться – в избах хватало зимних вещей!
Обер-лейтенант раздраженно скривил рот, вытянул шею, всматриваясь в черноту дверного проема. Увидел банные веники, удивился: на что это похоже? Наконец у него лопнуло терпение.
– Что там, солдаты? – прокричал он.
– Избушка, избушка… – прошептал Лазаренко и вопросительно глянул на командира. К комвзвода разведки личный состав относился нормально, но смущало одно обстоятельство – никогда не поймешь, что у Шубина на уме.
Выглянул немец из-за бочки, выжидающе уставился на офицера. Второй зашевелился за сугробом, высунул замерзший нос. Пулеметчик в коляске за оградой был невозмутим, как сфинкс – видимо, уже окоченел.
– Все в порядке, обер-лейтенант! – хрипло выкрикнул Шубин. – Можно заходить!
Вряд ли офицер различал голоса своих подчиненных. Да и на морозе с голосом какие только метаморфозы не происходят. Офицер оживился, заблестели глаза. Он передумал доставать пистолет, взбежал на крыльцо и шагнул в сени. Вот же незадача, на этот раз не удалось сохранить тишину! Он быстро вошел в горницу, где было, мягко говоря, не прибрано…
У офицера прекрасно работало боковое зрение! Он уловил движение, ушел от удара, бросился обратно, но Шубин подставил ему подножку, и офицер покатился по полу, голося что есть мочи! Коршуном налетел на него Гулыгин, ударил прикладом в челюсть. Хрустнула кость, обер-лейтенант потерял сознание.
– Не убивать! – крикнул Глеб.
Все пришло в движение, забегали люди! Лазаренко прикладом разбил стекло, дал в огород раскатистую очередь. Немец оторвался от бочки и очень об этом пожалел. Пули прошили тонкую шинель, отшвырнули вояку к ограде.
Шубин стал рядом с сержантом, ударил по сугробу. Пули вздыбили спрессованный снег, устроили поземку. «Эксперимент» удался – пораженное тело вывалилось из-за сугроба, солдат судорожно держался за простреленный бок. Он попытался было ползти, но силы оставили его, и он скатился к ограде. На снегу заалела кровь, словно художник в отчаянии мазнул краской.
Свои не дремали: заняли позиции снаружи и открыли огонь после первого же крика. «ППШ» работали с двух сторон, обрабатывая весь участок деревенской дороги. Кто-то кричал, кажется, ефрейтор Гончар: мотоциклы не уродовать!
Пулеметчик в коляске дал короткую очередь, но быстро закончил – повалился носом вперед. Кровь текла на землю по стальному ободу. В момент атаки солдаты курили и к смерти не готовились. Они уже предвкушали отдых в отапливаемом помещении, смеялись, острили.
Перекрестный огонь посеял панику. Двое повалились замертво. Третий присел за мотоциклом, выдернул из-за пояса гранату. Его свалил прицельным выстрелом красноармеец Карабаш – еще один вчерашний студент. Неиспользованная граната покатилась по растоптанному снегу.