Морские повести - страница 47

— А должо́н бы ты знать, — унтерским наставительным тоном продолжал, подмигнув матросам, Копотей, — должо́н бы знать, что у матроса одни есть родители: царь-батюшка, и царица-матушка. Ну, и унтер, само собой, конечно. Это уж, можно сказать, больше, чем отец родной.

— Ах, во-от оно что! — понял наконец Нетес.

— То-то самое и есть. А ты, поди, еще и непочтительно о господине унтере отзываешься… Ну, други, где мне тут устроиться можно?

Не успел Копотей расположиться, как в кубрик, покряхтывая на ходу, спустился отец Филарет. Он отдышался, поморгал рыженькими ресничками и сразу же нащупал взглядом нового матроса. Копотей стоял, смиренно опустив книзу хитроватые глаза.

— Прибыл, значит?- — неопределенно произнес отец Филарет.

— Прибыл, батюшка, — серьезно подтвердил Копотей, поднимая взгляд. — В целости и сохранности.

— Вот-вот, — продолжал отец Филарет. — Сообщил мне ваш батюшка, отец Афанасий, о твоих проделках. Здесь небось тоже на молитву выходить не будешь? А? С унтером спорить и все прочее?

— Что вы, батюшка! — неподдельно ужаснулся Копотей. — Да на молитве я готов хоть целый день стоять. Особливо ежели в этот день вахта… Страсть как люблю помолиться!

— Говорун ты, вижу, говорун, — покачал головой отец Филарет. — А с говорунами на том свете знаешь что бывает? А?

— Это верно, — вздохнув, печально согласился Копотей. — Говорун я. Сызмальства. У меня и родители такие. Вот мать моя — как начнет, бывало, спорить с дьяконом нашим, уж на что тот брехун был, а и то руки поднимал: сдаюсь, говорит, раба божья.

— Это о лице духовного звания — и так непочтительно?! — ахнул отец Филарет.

— Да какого же она духовного звания, батюшка? — неподдельно изумился Копотей. — Мать у меня самая что ни есть простая женщина.

— Тьфу, с тобой греха наберешься, — вконец обозлился отец Филарет и, сердито вздернув бороденку, заторопился к трапу. Погрозил со ступеньки: — Гляди, договоришься!

— Проваливай, проваливай, жеребячья порода, — вполголоса произнес Копотей. — Ишь, явился не запылился…

Матросы, с интересом прислушивавшиеся к разговору, кусали губы, сдерживая смех.

— Смотри-ка ты! — покачал головой Копотей. — Какая трогательная забота о спасении матросской души! Не успел я на корабле появиться, а он уже тут как тут. И все ему обо мне, оказывается, известно…

— Может, покурим пойдем? — предложил вдруг Аким Кривоносов.

— Это можно, — согласился Копотей.

У обреза, когда они остались втроем: Аким, Копотей и некурящий Степан Голубь, — Кривоносов сказал вполголоса:

— Я насчет нашего батюшки… Ты с ним поосторожнее.

— А мне что? — беззаботно пожал плечами Копотей. — Детей с ним крестить? Матрос — он весь на виду, верно? Его хоть в охранку, хоть к черту в пекло — одинаково не испугается. Как в той песне: «Сотри матроса в порошок, а он себе живет!..»

Он затянулся дымком и внимательно, изучающе поглядел сначала на Акима, потом на Степу.

— Однако рассказывайте, как вы тут? Унтеры небось бьют?

— А у вас, на «Донском», конфетки раздают? — зло возразил Кривоносов.

— Это верно, не раздают, — согласился Копотей. — Боцманы, поди, сволочь на сволочи?

— Двоюродные братья вашим.

— Тоже верно. Они на всех кораблях одним миром мазаны. Ну и что же теперь?

— А что? — не понял Кривоносов.

— А то, что мне, к примеру, — невозмутимо ответил Копотей, — моя физиономия настолько нравится, что я не хотел бы ее боцманскими синяками украшать. Она и без них вот ведь как хороша, даром что конопатая. Как думаете?

Кривоносов повернулся к Копотею.

— А ты что — слово петушиное знаешь против боцманского кулака? — спросил он. Новый матрос начинал ему все больше нравиться.

— Знаю, — подтвердил Копотей. — Вот.

И он показал Кривоносову руку с растопыренными пальцами.

— Это к чему бы? — недоумевая, спросил Кривоносов.

— А к тому самому. Если я тебя одним пальцем ткну, как думаешь — больно будет?

— Н-не очень, — сказал Кривоносов: он стал уже понимать, куда клонится разговор.

— Ну, а ежели я все эти пальцы да вот таким манером сожму, — и Копотей показал внушительных размеров кулак, — пожалуй, даже тебя, богатыря, свалить можно. Верно?