Мощный сигнал - страница 18

Гаррет: Воу. Ну ты даешь.

Кай: Это была мега-ужасная шутка. Проехали.

Гаррет: Ладно... чем ты сейчас занимаешься?

Кай: Ты таким образом спрашиваешь, во что я одет?

Гаррет: Ха. Может быть.

Я улыбнулся.

Кай: М-м... пусть это останется тайной ;) Может, рассказать тебе, что я сейчас ем?

Гаррет: Рассказывай все, что захочешь.

Читая, что он писал, я представлял в голове его голос. Низкий, тягучий, обволакивающий, словно мед.

Кай: Я сижу с чашкой кофе и тарелкой овсянки, которую ем, пока разговариваю с одним классным парнем в камуфляжных штанах.

Гаррет: М-м. Тебе нравится камуфляж?

Кай: Не то слово. А теперь и бороды тоже.

Гаррет: Моя чешется как зараза.

Кай: Можешь сбрить ее. Я же все равно не вижу тебя.

Последовала долгая пауза.

Гаррет: Ты разговариваешь по скайпу?

Я застыл. Он предлагал пообщаться в видеочате? Чтобы вживую увидеть меня? Нет-нет-нет, я не мог на это пойти. Как минимум, не сейчас. Конечно, он мог видеть меня на твиче, но чат один-на-один был совсем другим делом.

Гаррет: Слушай, забудь о том, что я написал. Я нормальный, не псих. Не пугайся, пожалуйста, ладно?

Если б он стал настаивать, я бы, может, и испугался. Но он явно почувствовал, что у меня есть определенные пунктики, и был готов их уважать.

Кай: Все нормально. Я здесь. Давай просто поговорим? Я не говорю скайпу «нет», просто... не сейчас, хорошо?

Гаррет: Прости. Ты чуть не послал меня нахер, да?

Кай: Ну что ты. К тому же это было бы приятное путешествие.

Гаррет: Кому ты рассказываешь.

Я рассмеялся.

Кай: О чем хочешь поговорить? О твоей работе?

Гаррет: Только не о ней.

Тут его можно было понять, ведь он находился на службе круглосуточно, семь дней в неделю. Расспрашивать о семье я не хотел, потому что мне бы пришлось рассказывать о своей — несуществующей. Нет уж, спасибо.

Кай: Ладно, тогда скажи... Если б ты мог превратиться в любое животное, то кем бы ты стал?

Гаррет: Серьезно?

Кай: Это не животное.

Гаррет: Ха-ха. Не знаю, собакой, наверное.

Кай: Собакой?

Гаррет: Угу. А что, это неверный ответ?

Кай: Нет, почему. А собакой какой породы?

Гаррет: Дворнягой. Которая громко рычит.

Я улыбнулся, вспомнив его хмурые брови на фото.

Кай: Почему именно собакой?

Гаррет: Ну, собаки верные. Преданные. Защищают.

Это мне тоже было понятно. Мы лишь по этой причине и общались сейчас — потому что он попытался меня защитить. Меня. Совершенно незнакомого человека.

Кай: Тебе подходит.

Гаррет: Рад, что ты так считаешь. Ну а кого бы выбрал ты сам?

Я подвигал губами и закусил изнутри щеку.

Кай: Красную панду.

Гаррет: А они существуют?

Кай: Да! Это такие милые маленькие... пандомедведики красного цвета.

Гаррет: Спасибо за подробное описание.

Кай: Цыц. Они милые, ясно? Как-то я наткнулся на видео, где пара пандочек боролись друг с другом, и мне страшно захотелось обнять их.

Гаррет: Жалко, что у тебя нет красной панды, с которой можно пообниматься.

Кай: Благодарю за сочувствие. Это и впрямь моя боль.

Гаррет: Так с кем ты обнимаешься в отсутствие живого медведя? С плюшевым или с человеком?

Кай: Ты спрашиваешь, если ли у меня бойфренд?

Гаррет: У тебя есть бойфренд?

Кай: Нет. У меня есть жена.

Он замолчал. Не меньше, чем на минуту. Я прыснул и, хлопнув рукой по столу, написал: ГАРРЕТ, Я ПОШУТИЛ!

Гаррет: Воу. Я аж обалдел.

Кай: Господи, извини :)))

Гаррет: Все, теперь я не могу доверять ни единому твоему слову.

Кай: О, да ладно тебе! Я просто пытался развеселить тебя дурацкими шутками.

Гаррет: И у тебя получилось. Но... слушай, мне надо бежать.

Я посмотрел на часы.

Кай: Сколько у вас сейчас?

Гаррет: Чуть больше семи. Надо поесть и, может, позаниматься немного перед отбоем.

Кай: Тогда... хорошего вечера?

Гаррет: Спасибо, что написал. Это меня здорово отвлекло. И наверное... думай обо мне, когда будешь обнимать своего воображаемого пандомедведя.

Кай: Обязательно.

Кружок рядом с его именем стал серым.

Потом я еще долго сидел перед компьютером и улыбался. Мне понравилось разговаривать с Гарретом. Даже слишком понравилось. Подозрительность, которую я к нему чувствовал, уступила место... искреннему желанию говорить с ним еще и еще. И любопытству. Что заставило этого резкого, немногословного, саркастичного парня быть в письмах настолько эмоциональным?