Московский оружейник - страница 15

– Лжец!

– И дважды я обезоруживал вас, – продолжил Рюрик, не обращая внимание. – Я надеялся, это покажет вам, что я не желаю вам вреда; и что вы не можете сравниться со мной в этом деле.

– Заткнись, дурак! – завопил Дамонов, белый, как пена. – Если ты не смеешь скрестить со мной шпагу, пускай, но не юли, как трус!

– Ещё одно слово, – сказал Рюрик, в один миг побледнев от немилосердного оскорбления, нанесённого глупым графом, и гордо выпрямился. – Перед собравшимися здесь людьми и перед богом я клянусь, что до сих пор щадил вас; но теперь я могу лишиться жизни, если буду столь же легкомыслен. Отныне – берегитесь! Вас предупредили!

Возможно, граф действительно не понимал, о чём говорит Рюрик. В своём неукротимом гневе он мог вообразить, что ему просто не везёт. Тем не менее, он снова напал на Рюрика, сделав яростный выпад.

– Ну же, – выпалил он, – играйте лучше. Моя шпага ещё у меня!

Но Рюрик ничего не ответил. Он видел, что граф стал сильнее прежнего – казалось, гнев придал ему маниакальной силы, – и что он намерен бороться не на жизнь, а на смерть. Он бил быстро и яростно, и его движения были странными и непредсказуемыми. Он отринул все правила, он колол и рубил в диком безумии. Дважды он едва не проткнул Рюрика. Рюрик скоро понял, что должен остановить дуэль, иначе он не увидит заката и оставит свою мать без единственного ребёнка.

– Вы сдаётесь? – спросил он, отбивая удар графа.

– Ни за что! Подчиниться такому, как вы? Ха!

Дуэль продолжалась ещё несколько мгновений. У Рюрика была ещё одна возможность пронзить сердце безумца, и он ею не воспользовался. Все присутствующие, кроме безумца, это видели.

– Дурак! – пробурчал монах, который от волнения дрожал с головы до пят; его крупное тело тряслось, как студень. – Ты хочешь лишиться жизни, Рюрик Невель? Мне сказать твоей матери, что ты по своей воле оставил её?

При упоминании о матери Рюрик отбросил последние сомнения. Он отбил удар и вонзил остриё в грудь графа. Он пытался не затронуть сердце и другие важные органы, но он выбросил руку вперёд, и сверкающее лезвие насквозь прошло через тело графа. С выражением боли на лице он отступил назад и опустил в утоптанный снег лезвие, от которого валил пар. Граф ещё раз яростно бросился на него, но удары его были беспорядочны. Рюрик легко отражал эти удары, пока рука графа не опустилась. В следующий миг шпага выпала из его обессилевших пальцев, и он без сознания повалился на руки друзей.

– Он умер? – быстро подходя, спросил Рюрик.

– Постой, сын мой, – сказал монах, положив ладонь на плечо юноши. – Тебе нечего бояться. Это не твоя вина… Это всё равно, что пронзить сердце дикого зверя, который напал на тебя.

– Но я не метил в сердце, – быстро отозвался юноша. – Я был осторожен. Я бы плашмя ударил его по голове, но боялся, что разобью ему череп.

– Он ещё жив, – ответил хирург, когда Рюрик повторил свой вопрос. – Он потерял сознание от потрясения, соединённого с его страхами.

– Он умрёт? – спросил Рюрик, опускаясь на колени у распростёртого тела.

– Пока не знаю, – сказал доктор, вытирая кровь, которая текла из раны.

– Но почему бы не прощупать рану? – предложил монах. – Сейчас самое время, поскольку она пока не воспалена; и раненый не почувствует боли.

Хирург тут же признал правдивость и уместность предложения и приступил к его исполнению.

Выбрав подходящий щуп, он исследовал рану. Рюрик смотрел на это с нетерпением и болезненным выражением на лице.

– Не думаю, что рана смертельна, – сообщил хирург, осторожно продвигая внутрь сталь. – Она расположена ниже правого лёгкого, пострадало только несколько мелких кровеносных сосудов. Думаю, при надлежащем уходе он поправится.

– Слава богу! – пылко вскричал Рюрик, ломая руки.

– Но почему вы так тревожились? – спросил Урзен. – Вы были достаточно подготовлены, чтобы принять вызов.

– Да, иначе вы бы назвали меня трусом, – ответил оружейник со сверкающими глазами. – Если бы я отказался от встречи, это слово преследовало бы меня на каждом углу. Я знал, что этот человек не может сравниться со мной в том деле, где требуется сила и ловкость. Поэтому я хотел разоружить его и пощадить его жизнь, считая, что это приведёт к окончанию дуэли. Вы видели, как я пытался пощадить его. Но не сумел. И всё же я не лишил жизни ближнего – соотечественника – в этой схватке. Мой отец умер, сражаясь за свою страну, и я бы умер, если бы мне было позволено умереть от руки мужчины; но умереть таким образом было бы проклятием для моего имени… а стать причиной такой смерти – проклятием для моей памяти.