Московский оружейник - страница 22

Но недолго она оставалась в темноте. Дьявол уже вышел на свободу, и его ничего не сдерживало. Он наметил себе жертву и собирался опутать её своими сетями.

– Розалинда, – сказал герцог таким голосом, который должен был звучать непринуждённо, но, тем не менее, был сильно напряжён, – врачи сказали, что граф Дамонов может поправиться.

– О, я так рада, – ответила Розалинда.

– Да, я тоже, – продолжил Ольга, пристально разглядывая её. – Но, я полагаю, тебя он не очень волнует.

– Кто? Граф?

– Да, я говорю о графе.

– Он волнует меня, как волновал бы любой человек, которому нужно стать лучше, прежде чем умереть.

– Вот как? – сказал герцог, прикусив губу, поскольку самому себе он мог откровенно признаться, что ему тоже не хватает добродетели. – Но, – продолжил он со слабой улыбкой, – ты не любишь его?

– Не люблю, сударь, – ответила дева, вопросительно глядя в лицо опекуна.

– Так я и думал… так я и думал… – Говоря эти слова, Ольга снова улыбнулся и пододвинулся ближе к Розалинде. – Я хорошо понимаю, – продолжил он, – что твоё сердце ещё не занято человеком, который стал бы тебе подходящим спутником в предстоящей жизни со всеми её горестями и радостями.

Розалинда опустила глаза и задрожала всем телом. Но прежде чем она сумела что-то ответить, герцог продолжил:

– Дорогая Розалинда, я пришёл к тебе по делу, которое считаю самым важным в своей жизни. Мне нелегко говорить об этом предмете, но я тщательно его обдумал.

Герцог остановился и посмотрел в лицо Розалинды. Она встретила его взгляд и снова опустила глаза. Она задрожала ещё сильнее и почувствовала, как в её душу проникает страх.

– Розалинда, – продолжил дворянин, – когда мне было всего девятнадцать лет, я женился на девушке, которую любил. Она прожила со мной четыре коротких, счастливых года. Бог подарил нам двух детей, но они недолго радовали нас. А потом моя прекрасная жена умерла, и мир для меня стал тёмным и мрачным. Я думал, что никогда больше не полюблю. Прошло время, и ты попала под мою опеку. Я полюбил тебя, как только ты появилась; мне бы хотелось, чтобы ты заняла место моих потерянных детей. Но ты быстро выросла. Твоё ум и твоё сердце развивались. Я понял, что не могу относиться к тебе, как к ребёнку; я сидел в одиночестве и спрашивал себя, какое место ты занимаешь в моём сердце. Ты догадываешься, что я себе ответил, Розалинда?

– Место маленького ребёнка, – неистово дрожа, ответила дева.

– Нет, нет, милая. Я размышлял, я думал, я тщательно изучил самого себя; я понял, что воспоминания о покойной жене поблекли перед той, кто чиста, как святая. Теперь ты понимаешь?

– Нет, нет… О, нет! – вымолвила дева испуганным шёпотом.

– Тогда слушай дальше, – продолжил дворянин тихим, серьёзным голосом и со странным огнём в голубых глазах. – Когда проявилось твоё очарование, я пришёл посмотреть на тебя новым взглядом, и, должен сказать, мои старые чувства только усилились. Я посмотрел на себя. Я увидел свой роскошный дворец без хозяйки. У меня нет спутницы, которая помогала бы мне, нет подруги, которая радовала бы и одобряла меня. Я решил всё изменить. Наконец мои глаза открылись, и я увидел ту силу, которая оживляет мою душу. Я посмотрел на тебя и понял, что нашёл женщину, которая снова подарит мне радость. Розалинда, я люблю тебя искренно и нежно; я бы хотел, чтобы ты стала моей женой. Теперь ты можешь понять меня? Можешь?

Розалинда смотрела на своего опекуна; она была бледна, как смерть.

– Вы же не серьёзно… О!

Ломая руки, прекрасная девушка издала болезненный вздох.

– Прекрати, – сказал герцог почти сурово. – Я не шучу с тобой. Я говорю серьёзно, и я непоколебим в своём решении. Когда ты попала под мою опеку, твой отец просил позаботиться о тебе; и я делаю тебя своей женой. Граф Дамонов просил твоей руки, и если бы он был подходящим человеком, если бы ты любила его, я бы не возражал; но ты его не любишь, и это дело конченое. Сейчас я делаю тебе предложение и кладу к твоим стопам своё богатство и свой титул.

– А что станет с моим имением? – быстро спросила дева, поскольку в её голове мелькнула некая мысль.

– Что ж, мы их объединим, – с некоторым замешательством ответил герцог.