MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA - страница 11

Гришка и Валерка на субботники не ходят, именно в эти дни им очень хочется куда-нибудь далеко уехать. Мне немного скучно с взрослыми. Мусор и листья сгребаются в огромные кучи, а ближе к сумеркам, кучи поджигают и получаются костры. Костры горят в темноте долго, пламя поднимается высоко. Из дому можно притащить две или три картофелины и зажарить их на углях. Картошка, если её правильно изжарить, получается вкусная. А есть её лучше с солью.

Мы сидим у костра долго-долго. Люди молча смотрят на огонь, думают о чём-то своём, тихо разговаривают. Потом идут к своему дому. Я тоже медленно бреду к крыльцу, от меня пахнет дымом, лицо моё чёрное от сажи, но меня плохо видно в темноте…

^{>Февраль 2004 Франкфурт на Майне}

Поверьте мне: судьбою несть

Даны нам тяжкие вериги.

Скажите, каково прочесть

Весь этот вздор, все эти книги, —

И все зачем? — Чтоб вам сказать,

Что их не надобно читать!..

М. Ю. Лермонтов

Максим Максимыч Печерский всегда был немного странным. Тихий и уравновешенный, в припадках бешенства он преображался, мог кричать матом и бить посуду.

Жена даже подозревала скрытую форму шизофрении. Всё это началось лет двадцать назад, когда он пришёл домой после какого-то собрания в университете, молчаливый больше обычного, не раздеваясь, прошёл в ванную и там заперся. Просидел в ванной три часа, на крики и стук жены не отзывался. А когда соседи дверь сломали, увидели, он в пальто прямо в ванной лежит, глаза пустые на потолок смотрят. На следующий день Максим Максимыч ничего не помнил из того, что с ним случилось, даже собрание напрочь забыл. И врач из скорой помощи сказал, что это, скорее всего, нервное переутомление. Максим Максимыч работал тогда над кандидатской диссертацией и действительно сильно уставал.

Печерский специализировался на Турции. В университете он вёл семинары, читать лекции желания у него не возникало. Лишняя трата времени и сил, считал Максим Максимыч, суета, да и только. Его и так уважали, зарплата шла, недостатка в деньгах ни он, ни жена не испытывали. Детей у них не было. У Печерского имелось несколько публикаций в журналах, брошюру Максима Максимыча «Турция — южный фланг НАТО» выпустил огромным тиражом «Политиздат», и её завезли во все книжные магазины громадной, соответственно тиражу, страны, в которой он тогда жил.

После публикации брошюры Максима Максимыча хотели выбрать в партком, но он отказался. Ответственности много и нервотрёпка, а потом вскоре и партию разогнали.

На кафедре востоковедения чудаков много, Печерский там не сильно выделялся. Высокий и сухощавый, он старался одеваться со вкусом, ботинки всегда вычищены, брюки отглажены. К пятидесятилетию ему подарили трость с бронзовым набалдашником в виде головы тигра. Эту палку Печерский иногда носил с собой, хотя ноги его находились в полном порядке. «В транспорте место охотнее уступают», — шутил он. На самом деле трость ему просто нравилась.

Жена Максим Максимыча, Бэла Константиновна, работала в Институте Усовершенствования Учителей имени Крупской. Она тоже выглядела стройной и ухоженной. С медицинской точки зрения, если не брать в расчёт бесплодия, была она совершенно нормальной, без каких-либо отклонений.

Жили Печерские на улице Космонавта Волкова в чистой трёхкомнатной квартире. Одна из комнат считалась кабинетом Максим Максимыча, там над рабочим столом висели фотографии Бэлы Константиновны, сделанные в разное время, и фотопортрет основателя турецкого государства Мустафы Кемаля в военной форме.

Летом супруги Печерские ездили отдыхать на юг, на море: в Гурзуф, в Пицунду, в Ялту.

— Может, поедем в этом году в Прибалтику, солнце моё? — спрашивала каждый год Бэла Константиновна с лёгкой тенью надежды в голосе.

— Мне хочется поближе к предмету изучения, — отвечал Максим Максимыч, — ты же знаешь, куда меня тянет по-настоящему.

Жена вздыхала, ей представлялся залитый солнцем какой-нибудь южный город, жара, потные, уставшие от духоты лица. От курортной жары у неё кружилась голова, аппетит пропадал, часто давал о себе знать и мучил желудок. Но мысленно она уже была согласна ехать. Отпускать мужа одного она не решалась, мало ли что может случиться.