Мост на реке Бенхай - страница 23
Рисовые поля. Плантации маниоки и кукурузы. Вьетнамские хижины — приземистые, крытые листьями. Высокие, на сваях, дома народности таи… Я смотрю на горы, которые отступили к синеющему вдали горизонту Там проходит граница ДРВ с Лаосом.
Мы останавливаемся у дома для приезжих. Как и в Моктяу, тут глинобитный пол, а вместо стен — перегородки, не достигающие земли. Потолка нет, только крыша. Рядом, в таком же здании — детский сад. Девушка только что вывела из него малышей. Они идут цепочкой и держат друг друга за руки.
В деревянной будке нас ждет котел горячей воды. Это весьма кстати, так как мы запылены и покрыты грязью. В расставленных на циновке мисочках уже дымится суп. Нинь вдруг говорит:
— Послезавтра утром отсюда идет самолет до Ханоя. Может быть, все-таки…
Я порываюсь вскочить и чуть не задыхаюсь от гнева. Но прежде, чем я успеваю отбрить Ниня, сдержанный Хоан кладет мне на плечо тяжелую руку:
— Он шутит… Не удивляйся, что мы сомневаемся: с европейцами всякое бывает — порой кто-нибудь ослабеет, расклеится, захворает… Да и не каждый мужчина выдержит такую поездку. Но ты можешь всюду ездить по нашей стране.
Пожалуй, это самая лучшая похвала, какую мне когда-либо приходилось слышать.
Долина Дьенбьенфу через восемь лет предстает перед нами многоликой. Сначала, разумеется, хочется увидеть то, что отражает недалекое прошлое. Мы сворачиваем с серой дороги на боковую тропинку, протоптанную среди зарослей. Потом карабкаемся по склону ближайшего холма. Высоко поднялась буйная тропическая трава. Густой кустарник жадно завладел остатками заржавелых проволочных заграждений. В расщелинах, заросших сорняками, тускло поблескивают куски металла: его еще не успела сожрать ржавчина и поглотить земля. Кое-где остатки машин и оружия — последние следы битвы. Неподвижный танк, обломки разбившегося вертолета, ряды одинаковых невысоких обелисков на военном кладбище.
Упорно вертятся в голове два вопроса: «Почему именно тут?» и «Как достигнута эта победа?»
Достаю карту. Долина Дьенбьенфу и поныне имеет большое стратегическое значение для всей Юго Восточной Азии. В 1944–1945 годах японцы построили в ней два крупных аэродрома, которые могли принимать самые тяжелые бомбардировщики. Наличие мощной военной базы в этом месте представляло тогда серьезную угрозу для Китая, позволяло японцам управлять краем таи и поддерживать среди них те элементы, которые симпатизировали колонизаторам. Сильная крепость в Дьенбьенфу была также препятствием для связи между сражающимся Вьетнамом и освободительным движением Патет-Лао (на территории самого Лаоса).
— Предполагалось, что тут будет действовать главный таран, наносящий удары по нашим боевым силам, — рассказывает сопровождающий нас молодой военный. — Враг еще в 1950 году намеревался провести военные операции в зоне, граничащей с Китаем. Однако попытки эти окончились провалом.
— А когда французский экспедиционный корпус впервые захватил Дьенбьенфу?
— 20 октября 1953 года. Тут был выброшен крупный воздушный десант.
Я припоминаю: западная печать тогда подняла невероятную шумиху по поводу этого события, предрекая близкую гибель «красных». Победителям и в самом деле казалось, что уже близок день окончательной расправы с противником — вьетнамскими патриотами. Многие на Западе думали, что теперь-то уже совсем легко будет разгромить их и поставить на колени. Однако ближайшие же события развеяли в прах все эти неумные расчеты.
— Да, тогда, в 1953 году, мы отступили из Дьенбьенфу, но еще до конца года наша армия освободила в Дельте две с половиной тысячи сел! — горячо говорит Нинь. Оказывается, будучи артиллерийским офицером, он сражался как раз под Дьенбьенфу.
— Да, в этом была специфическая особенность нашей войны! — подтверждая слова Ниня, вмешивается Хоан. — Помнишь карты и макеты в военном музее Ханоя? — спрашивает он меня.
Еще бы, помню! Захваченные врагом города, а вокруг них силы Сопротивления. На стенах домов в Ханое, Хайфоне, Намдине — выведенные патриотами надписи: «Мы повсюду!». Нет разделения на «фронт» и «тыл» — фронт везде.
— Так сейчас обстоит дело и на юге! — вполголоса говорит Нинь. — В Сайгоне хозяйничают марионетки и американцы, а за городом и в селах — наши.