Моторы заглушили на Эльбе - страница 50
— Да я не об этом, — возразил Сухонин. — Дело-то, казалось бы, мелочное: письмо. Ты вот, скажем, или Куртеев знали, что я не получаю писем, а не написали же.
— Для капитана Пузанова письмо — не мелочь, — поспешил сказать доброе слово о парторге и беспартийный Бахмет Кутлугалиев. — Когда он приходит к нам, интересуется всем и, если в чем нужда, — обязательно поможет. Такой он человек.
— И пожурит тебя так, что не обидишься на него. Был случай еще в июне, под Турийском, — вспомнил заряжающий Василий Горшков. — Нам выставили оценки по боевой подготовке: большинству — пятерки, некоторым — четверки, а мы с Николаем Васильевым получили тройки. Капитан Пузанов и говорит мне: «Как же ты, комсомолец Василий Горшков, фашистов бить будешь? С тройкой теперь никак нельзя. Не то время. Вся армия поднялась в высший, — говорит, — класс. Для боевой учебы не жалей себя, зато в бою врага одолеешь и живым домой вернешься». Пристыженный, я обратился к командиру, попросил времени, подготовился и сдал зачет на пятерку, А немного погодя парторг снова пришел к нам, Я рассказал ему о своих успехах. Он пожал мне руку и по-отцовски сказал: «Молодец!» И видна было — радовался за меня…
Говоря о Пузанове, невольно вспоминаю одно из, заседаний парткомиссии корпуса. В тот день члены парткомиссий приехали в полк: Борис Акимович. Азарьев — секретарь партийной комиссии, с ним Яков. Васильевич Качуров — заместитель по политчасти командира корпусного батальона связи. Третий член парткомиссии — парторг полка Михаил Павлович Пузанов. Заявлений о приеме в партию было несколько. Люди все — проверенные в боях, и заседание проходило, можно сказать, гладко.
Настала очередь Игоря. Вошел, четко представился:
— Старшина Сытытов!
Члены парткомиссии невольно залюбовались подтянутым, стройным воином.
Докладывал Пузанов: зачитал анкету Сытытова, партийные рекомендации, боевую характеристику. Рассказал о храбрости и отваге, проявленных старшиной в боях с врагом, сообщил о решении партийного собрания полка, единодушно проголосовавшего за прием Игоря в ряды ВКП(б). Слово было за самим Сытытовым. Однако Пузанов не спешил садиться. Чувствовалось: парторг хочет еще что-то добавить, видно, собирался с мыслями.
Члены парткомиссии были заранее ознакомлены с документами вступавших в партию, в том числе и с документами Сытытова, и недоуменно поглядывали на замолчавшего Пузанова.
Михаил Павлович, решившись, продолжал:
— У Сытытова отец арестован в 1937 году. За что — Игорь не знает, но факта этого не скрывал от коммунистов.
Затем Пузанов подробно рассказал о там, как этот вопрос обсуждался на полковом собрании.
— Где теперь отец? — спросили Игоря на парткомиссии.
— Не знаю. Связи с ним семья не имеет.
— Кто у вас остался из родных?
— Мать и сестренка, младше меня. Они недавно вернулись из эвакуации домой, в Москву.
— М-да… Отец… Сложный вопрос, — неопределенно протянул Качуров.
— Чем же он сложный, вопрос-то, Яков Васильевич, — снова поднялся Пузанов. — От партии Игорь правду не скрывает. Вины: его нет. Известно: сын за отца не отвечает. Тем более что сын доказал свою преданность Родине и партии в боях. Два ордена заслужил. Не сомневаюсь: проявит себя и в дальнейшем с самой лучшей стороны… Коммунисты полка хорошо знают Сытытова, верят ему. Жизнь у парня чиста, как родниковая вода. А нам дорого все светлое, чистое, что есть в людях. Прошу утвердить решение партийного собрания о приеме товарища Сытытова Игоря Михайловича кандидатом в члены партии.
Азарьев поддержал Пузанова. Качуров не сказал больше ни слова, тоже поднял руку «за». Затем все поздравили Игоря, пожелали ему новых боевых успехов.
Так Пузанов отбирал в партию лучших людей.
Этот эпизод особенно запомнился Mire как пример объективного и принципиального подхода к пополнению рядов партии.
В октябре 1944 года коммунисты составляли 37 процентов личного состава полка. На всех важнейших участках у нас были партийцы. Это прежде всего — командиры батарей и самоходных установок, механики-водители. Например, в 4-й батарее из пяти механиков-водителей четверо были коммунистами.