Моунтинскай - страница 21

Оливии было невыносимо жаль девушку. И эта жалость, обычно трансформирующаяся в бурную деятельность по помощи пострадавшему, не имела возможности выплеснуться, ведь к Анне не пускали никого, кроме прибывшего врача. Тот, к слову, настоятельно рекомендовал не перевозить девушку в больницу, заверив, что здоровью Анны ничего не угрожает, а вот длительная транспортника может дать обратный результат, приведя к гораздо более негативным последствиям, чем есть на данный момент.

Поэтому Оливии и приходилось сидеть, обхватив чашку с обжигающим напитком, и смотреть на блики огня, даже не замечая их, будучи полностью погруженной в свои мысли. Она даже не могла уснуть, как сделал это Чед, и не могла работать, как делал это Алек. Единственное, что ей оставалось — сидеть с Самантой на диване, в полной мере предаваясь грусти.

— Так, ладно, — вздохнула Сэм, вырывая из рук Оливии чашку. — что происходит? Ты молчишь уже минут двадцать, что фактически рекорд для тебя. Ты ведь даже во сне разговариваешь.

Девушка проводила взглядом белоснежную вместительную чашку, наполненную под края невероятно вкусно пахнущим какао. К нему она так и не притронулась.

— Просто… ты бы видела Анну. — замявшись, наконец произнесла блондинка, устремив взгляд на Сэм. — Она выглядела такой маленькой и беззащитной. Анна была одна посреди всего этого снега, гор, темноты и адского холода. Целую ночь одна. Я даже представить не могу, как ей было страшно и одиноко. Как думаешь, она уже успела попрощаться с жизнью?

— Ли, — вздохнула девушка, и ее взгляд, до того требовательный, превратился в мягкий, сочувствующий. — ты не о том думаешь. Да, Анна действительно пережила адскую ночку. И я тоже представить не могу, как ей это удалось. Но главное, что вы ее нашли, вытащили из той западни, и теперь она в безопасности, рядом с любящим дедушкой и медицинским персоналом, который будет наблюдать ее днем и ночью. Она выжила и теперь с ней все будет в порядке.

— Тебя не смущает вопрос, — неожиданно замявшись и оглядевшись, Оливия обернулась к Саманте. — почему Анна вообще оказалась ночью на улице? Чед говорит, что она, вероятно, отправилась искать генератор, но… она ведь здесь, как и мы, в первый раз. Так откуда ей знать о генераторе? Или откуда ей знать, как его включать? И эти следы борьбы, которые вы видели. Ты не думаешь, что здесь?…

— Что-то не так? — кивнула Саманта, вздохнув. — Я понятия не имею, если честно. С одной стороны, я полностью согласна с логичной версией Чеда, но с другой я понимаю, что тебя беспокоит. В любом случае, пока мы не можем сказать что-либо точно. Нужно поговорить с Анной прежде, чем делать какие-либо выводы.

— Да уж, — кивнула Оливия, откинув голову на высокую спинку дивана. — это точно. Интересно, что думает на этот счет полиция?

— Кто-то говорит о полиции? — раздался веселый голос Максвелла, входящего в гостиную с коробкой в руках. Он, не изменяя себе ни разу, был в свитере с высоким горлом и мягких домашних штанах. — Хотя нет, постойте. Если вы не обсуждаете мою прекрасную персону, то я ничего не хочу знать.

— Боже, неужели вас в полиции учат быть настолько самовлюбленными? — фыркнула Саманта, оборачиваясь в его стороны с выражением на лице, которое могло означать лишь самую высокую степень раздражения.

Впрочем, выглядело оно даже слишком раздраженным, чтобы быть искренним.

— И не без причины самодовольными, — хмыкнул Максвелл, вскинув коробку вверх, демонстрируя верхнюю крышку с изображением и названием игры. — я принес игру, заказал у Эрика какао и вынудил под дулом пистолета вашего Алека спуститься вниз и поиграть с нами. Я просто шикарен.

— «Cluedo», - прочитала Оливия с крышки, и ее брови, до того хмуро опущенные, резко поднялись, словно стрелы. — это то, о чем я думаю?

— Я, конечно, мысли не читаю, что очень вредит работе в полиции, — произнес Максвелл, обходя диван и падая на пол у камина. — но если ты думаешь о легендарной игре-детективе, то да, ты права.

Он открыл коробку и высыпал содержимое на журнальный столик. Стоило ему это сделать, как в дверях показались Чед и Алек. Чед, одетый в мягкие штаны и футболку, выглядел сонным и уставшим. Он, подойдя к дивану, перевалился через подлокотник и одним движением растянулся на нем, вытянув ноги. Голову он наглым и привычным образом уместил на коленях Оливии, которая, казалось, даже не обратила на это внимания. Он делал так с тех пор, как они стали друзьями и, вероятно, в тот день, когда его голова не окажется на коленях Оливии, та поймет, что дружба закончилась.