Мой анабасис, или Простые рассказы о непростой жизни - страница 3

Вступив в сумятицу взметнувшихся теней, Не отрешиться от ушедших в темень. Не откреститься от того, что время С собой уносит, становясь светлей.

"Кто священства желает - добра желает", - эти знаменитые слова великого Златоуста многих поддержали в выборе сего нелегкого жизненного поприща. Но и немало молодых людей, особенно в наше неофитское время, нерассудительно следуя мысли святителя, так или иначе наломали дров - и в своей жизни, и в жизни окружающих. Мне, слава Богу, поспешности тут удалось избежать. Конечно, не благодаря своей рассудительности, но милостью Божией. Самому выбирать путь служения в клире Церкви не пришлось - Господь оградил. Крестились мы (я со всей семьей) осенью 1983 года. Путь к этому был непростой, и о том - отдельный рассказ. На третий же год после крещения, в пору горячего неофитства, меня чуть не угораздило впасть в преждевременное иерейское (священническое) служение. Произошло это так. Лето 1986 года. Богослужение в главном тогда соборе Николаева - Свято-Никольской греческой церкви. Возглавляет покойный ныне епископ Севастьян - старец мирный и спокойный, не слишком часто посещавший вторую часть своей Кировоградской и Николаевской епархии архиерейскими объездами. Совершенно не помню деталей того, как уж это произошло, но в какой-то момент богослужения владыка Севастьян подозвал меня и еще двух молодых людей к себе, и спросил: "Желаете ли послужить Церкви в священном сане?" Наш ответ был, само собой, положительным. Ах, хотел бы я видеть неофита, который в таковой ситуации отказался бы от предложения! С одной стороны, искренняя (хотя и далеко не разумная) ревность о служении Господу. С другой - притягательность священнического сана как носителя некой тайны. А с третьей - будем честны - пусть и не осознанное, но реальное тщеславие своим "избранничеством", призванием к столь "высокому" положению. Причем "высокому" не только в "духовной" сфере, но и во вполне материальной. Тут нужно прояснить немаловажный вопрос. С одной стороны, служители Церкви ("служители культа", по официальной терминологии) для советской власти были идеологическими врагами, отщепенцами в среде "новой общности людей - советского народа". Как всем известно, во времена новомученичества исповедание веры и служение Церкви было смертельно опасным, подлинным подвигом ради Господа. Но, с другой стороны, уже в послевоенное время положение существенно изменилось. Официальная позиция осталась прежней, но тактика была уже иной. "Служителей культа" стали не изничтожать, но "прикармливать". Официальный остракизм как-то мало касался личной жизни клириков, а немногочисленность сословия делала их доходы очень высокими (крестили детей по-прежнему почти все, причем старались организовать это на дому, без регистрации - за что и платили особо). Клирики в то время пользовались большим почитанием не только среди паствы, но и - в неофициальном поле - у "сильных мира сего": представителей властей и даже силовых и идеологических структур. Именно таким образом власти подкупали клир, ибо залогом сих льгот был полный конформизм и сотрудничество. Главным элементом последнего было выполнение жестких ограничительных норм существования Церкви в советском обществе: Церковь была обязана "не выходить за свою ограду". И ни в коем случае не допускалось никакой миссионерской деятельности: "Крестить вам разрешают, и будьте довольны". Лучшими священниками, с точки зрения властей, были те, которые вообще не проповедовали. А если и проповедовали, то на совершенно отвлеченные темы - дабы не заинтересовать присутствующих. Во многих регионах обязательным было в случае желания произнести проповедь заранее напечатать ее и принести на согласование в соответствующий отдел исполкома. Кроме того, категорически воспрещалось читать цикл проповедей на одну и ту же тему. Считалось, что это может привлечь слушателей к посещению храма. Еще могу упомянуть такие факты - в нашей Всехсвятской кладбищенской церкви г. Николаева (где с лета 1986 года я работал бухгалтером) была норма: в год можно было совершить не более одного (!) венчания. Как-то случилось настоятелю решиться отслужить второе венчание в году - венчали пожилых людей, ветеранов войны, за закрытыми дверями. Но нашлись "доброжелатели", донесшие о том властям. Объясняться и извиняться нам пришлось очень долго. Или вот: для покупки за счет прихода хотя бы одной банки краски на ремонт церкви требовалось разрешение, официально оформленное в соответствующем отделе райисполкома. Контролировали нас две структуры (не считая вездесущего КГБ) - это аппарат уполномоченного по делам религии и идеологический отдел райисполкома. При этом, из опыта своей тогдашней работы в церкви, скажу, что отношение к нам было вполне доброжелательным - если только мы неукоснительно "придерживались установленных правил". В моем случае "придерживаться установленных правил" было несложно - нужно было только грамотно вести бухгалтерскую документацию и не потворствовать разворовыванию церковной кассы. И - скрывать те поборы, которые представители властей устраивали "борзыми щенками": утаскивали зачем-то пачки свечей, лампады, Библии. Но это были случаи единичные, и списать "испорченный" товар проблемы не составляло. Описываемый мною случай с владыкой Севастьяном произошел через месяц-другой после того, как я стал работать бухгалтером в церкви. Несмотря на эту "внутрицерковную" работу, в Церкви я был все еще совершенно "новоначальным" - мучил близких патетичным чтением кафизм и рисовал на ватмане схемы по материалам "Столпа..." о. Павла Флоренского. Такая "задержка в развитии" была в то время естественна - крестившись в 1983-м, только через год мы стали посещать богослужения. Ведь найти среду для церковного общения в провинции было очень сложно. А особенно в Николаеве - городе не только провинциальном, но еще и закрытом по причине ориентации на оборонку. Нам просто не с кем было посоветоваться, не было необходимой среды. Верующих прихожан в двух городских храмах было немного. И подавляющее большинство из них - пожилые женщины. Любой зашедший в церковь молодой человек неизбежно обращал на себя внимание окружающих - не всегда доброжелательное. В то время в городе было совсем немного людей допенсионного возраста, регулярно посещавших богослужения. Двое из них - юноша (с которым мы одно время близко общались) и девушка - оказались наркоманами; сегодня оба они уже умерли. Был очень приятный дядечка солидного вида, который нас часто угощал какими-то гостинцами: колбаской, огурчиком. Была замечательная Клавдия Ивановна Протопопова - врач, умнейший человек. Была очень милая семья - Володя и Любочка с дочкой Машей (они на всю жизнь стали для нас близкими людьми). Ну и мы где-то с 1985 года стали уже постоянными прихожанами "греческой" церкви. Ходили на службы всей семьей, с сыновьями Сашей и Илюшей. Откуда в тот памятный день приезда Севастьяна появились еще двое юношей, представленных к рукоположению, я не знаю. Судя по всему, просто забрели поглазеть. До этого я их в церкви не видел, да и впоследствии тоже. Куда делся один из них, я так и не знаю, а второй, Володя Ф., объявился уже в Старой Богдановке в середине 90-х - совсем больной, со множеством проблем. Одно время он как мог подвизался при нашем приходе, но, к сожалению, проблем меньше не становилось. Сегодняшняя судьба его мне неизвестна. Пишу я об этом, дабы показать, что выбор владыкой кандидатур ставленников был вполне случаен. Ни о какой моей готовности к рукоположению и разговора не было. Вообще в Церкви существуют два воззрения на священническое призвание. По мнению митр. Антония Храповицкого, сам факт рукоположения говорит о том, что данный человек призван к служению в клире и что он заведомо способен быть подлинным пастырем о Господе. По мнению же замечательного богослова парижской школы, мыслителя и аскета архимандрита Киприана (Керна), факт рукоположения автоматически о призвании не говорит. Свобода человека ни в коем случае ничем не нарушаема. И поэтому вся полнота ответственности за выбор и за служение лежит на самом человеке. Отсюда следует, что к принятию решения о вступлении на путь служения Церкви в священном сане следует относиться с максимальной осторожностью и ответственностью, ожидая явления очевидной воли Господа. Итак, епископ Севастьян увидел в храме трех молодых людей и через пономаря пригласил их в алтарь. О чем он говорил с Володей Ф. и его другом, не знаю, но меня владыка спросил конкретно: - Хочешь быть священником? - Да. - Ну и хорошо. После чего вывел всех нас троих на амвон и возгласил: "Этих молодых людей через месяц я поставлю сюда служить!" Я воспринял это вполне спокойно. На мой вопрос - как же мне готовиться к рукоположению - владыка ответил лапидарно: "Приходи в храм каждый день раньше всех. Не позже шести часов". Нужно сказать, что, по прошествии многих лет, мне таковое указание уже не кажется странным... Не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы я тогда буквально последовал указаниям владыки. Но я их не выполнил, и потому, слава Богу, мое рукоположение отодвинулось еще на несколько лет. Не выполнил же по фактической невозможности - смены в котельных, где я работал, заканчивались в 8 часов утра, и ежедневно быть к шести в церкви я не мог никак. Но и - по милости Божией: так отвел Господь от скоропалительного шага. Вскоре после разговора с вл. Севастьяном я поехал в Москву к своему крестному, о. Сергию П. Конечно же, рассказал ему о происшедшем. О. Сергий посоветовал мне с этим вопросом ехать в Псково-Печерский монастырь и спросить благословения у отца Иоанна (Крестьянкина).