Мой ангел-вредитель - страница 8
- Выражения выбирай, уважаемый, - посоветовал Сашка. - Я доплачу.
- Мы доплатим, - поправила я, доставая кошелек. К чему-к чему, а к матюгам почем зря не привыкла и привыкать не планирую. Уши в трубочку – мало приятного. Хотя данный индивид мужского пола выражался еще вполне культурно, смотря с кем сравнивать.
- Доплатят они, как же! – водитель, кряхтя на разные лады, поднял оставшуюся поклажу. - Кто б мне за грыжу заплатил…
***
Полтора часа московских пробок, и мы, насколько позволяют сумки, мчимся по Казанскому вокзалу. До отхода от силы двадцать минут, а поезд еще надо найти. Таксист пыхтел где-то позади, не прекращая комментировать наши душевные качества. Народу – не протолкнуться! Люди шарахались, но пару зазевавшихся я все-таки сбила.
- Простите! Извините! Извините! Простите!
Платформе обрадовалась, как родной. Людей там было поменьше, появилась возможность перевести дух, не рискуя быть затоптанной.
- Какой у тебя вагон? – спросил вынырнувший откуда-то справа Сашка.
- Восьмой, двадцать третье место, - не задумываясь, ответила я. Неженская память на цифры досталась в наследство от папы, хирурга по профессии и поэта по призванию.
Пока я демонстрировала проводнице билет и паспорт, Сашка с водителем втаскивали в вагон «баулы». На бедного мужика было больно смотреть: красный, похожий на свеклу с усами, потный - как-никак, август на дворе - он хрипел и с трудом передвигал ноги. Тайком от Сашки сунула ему купюру, желая возместить моральный ущерб хотя бы частично. Таксист побухтел-побухтел, спрятал деньги в карман и поспешил ретироваться.
- Вот и всё, можешь ехать, - парень глядел на меня без обычного задора. - Ты уезжаешь, я остаюсь – ау, справедливость, где ты?
- Отставить пессимизм! Не узнаю тебя, Погодин. Кто вчера с пеной у рта доказывал, что для бешеной собаки пятьсот километров не расстояние, не ты ли?
- Да я, я, только…
- Дурачок ты, Сашка, - я обняла его и быстро поцеловала в нос. - Жду перед зимней сессией, и чтобы без опозданий.
- Четыре месяца! Да я повешусь! – застонал он.
Проходящий мимо человек с интересом взглянул на нас и, забросив на плечи неудобный рюкзак, вскочил в вагон. Пора бы и мне последовать доброму примеру.
- Саш, ты только учись, - попросила я. - Последний курс, запускать нельзя - по себе знаю.
- А я, может, только ради тебя и учился. Ты меня вдохновляла.
- Не говори ерунды, учатся ради себя. Я тебе только по утрам звонила, чтобы не проспал первую пару. Большое дело!
- Большое, - Сашка погладил меня по спине. – Так и быть, выучусь, но ради тебя. На моем дипломе напишут: «Он живет и творит ради Веры Сергеевны Соболевой»! Как тебе?
- Не очень, - призналась я. – Приятно, но чревато. Вдруг смешаешь что-нибудь не то, а меня будут искать ради мести?
- Веришь ты в меня, любимая девушка! - Погодин обиженно засопел.
- Верю я, верю. Очень верю. Только диплом не порти, ладно?
И хотя обниматься на солнцепеке – неблагодарное дело, я не вырывалась. Когда еще увидимся? Уезжать от него, такого родного, было безумно трудно. Москва не взрастила в моей душе особой к себе привязанности, но подарила Сашку. Мы скоро увидимся... каких-то четыре месяца...
Вчера я согласилась стать его женой. Мы гуляли по пропахшей бензином и пережженным маслом Москве, и на Патриаршем мосту Погодин задал вопрос. Как бы между прочим, даже шутя, словно ответ был для него совсем не важен. Сашкина рука чуть подрагивала в моей руке, а я отчего-то смутилась и уставилась на храм Христа Спасителя. Конечно, я сказала «да». Наш союз, давно одобренный с обеих сторон, обещал быть счастливым и крепким, поэтому свадьбу считали вопросом времени. «Прекрасная во всех отношениях партия, - говорила мама. – Будешь с ним как за каменной стеной». Кто, если не Сашка?
- Вот сдам последнюю сессию и приеду к тебе жить, - мечтательно вздохнул парень. – У вас там, говорят, зашибись условия, американская мечта. Будем мечтать по-американски!
- Странный ты москвич, Погодин, ненастоящий какой-то.
- Москва мне друг, но Вера мне дороже.
Я растаяла. Сашка воспользовался моментом и раскрутил на поцелуй.
- Саш, ну не надо… люди смотрят…