Мой дом - Земля, или Человек с чемоданом - страница 5

Вечером мне пришлось немного повоевать с родителями, но предусмотрительно надраенная Гелием кухня сделала его изгнание нетактичным. И мама сдалась…

Потом, засыпая, я думала: пройдет два дня, и этот странный человек уедет. Как это, наверное, тоскливо — не иметь друзей. Человек, у которого нет дома, друзей, то и дело нет денег, в конце концов… Как он живет? Я бы ни за что так не смогла.

Одинокий скиталец…

Почему он говорит, что счастлив?

Почему?

Утром я спросила у Гелия…

Как бы не так! Спросила! Его вообще дома не оказалось. Чемодан, правда, оставил. И записку: «Оля, я ушел на работу. Не знаю, когда вернусь. Гелий».

Он пришел вечером. И сказал:

— Привет, закрой глаза. Я тебе тут один подарок сообразил. Вещь, которой почему-то недостает в этом доме.

Я зажмурилась, а он навесил мне что-то на шею, это оказалось фартуком.

— Мерси, — ответила я. — А теперь ты глаза закрой.

— Зачем? — спросил он, но послушался. Я развернула его к трюмо:

— А теперь открой.

Он посмотрел на себя в зеркало, засмеялся и стал стирать со щеки известку.

— И где же ты работал? — поинтересовалась я.

— Мало ли где. На вокзале таскал чемоданы. Потом настрочил об этом статью и унес в газету. Знаешь, в газетах обычно любят всякие такие бродячие материалы, я иногда прямо в поезде пишу, и как правило, берут с удовольствием, только вот гонораров иногда долго ждать. Взял еще интервью у какого-то бомжа, тоже туда отдал. Починил один телевизор и побелил один потолок, здесь повезло, заплатили сразу. А после этого прочел в библиотеке кое-что. Это тоже работа — впрок… Оля, а меня накормят в этом гостеприимном доме? А то, поверишь ли, что-то я такой голодный… — он опять сделал собачьи глаза.

— Если еще раз заговоришь в таком тоне и будешь так смотреть — больше не накормят, — ответила я.

— В каком тоне? — он мгновенно повернулся к зеркалу. Посмотрел-посмотрел и покраснел.

— Оля… а я часто так гляжу?

— На меня второй раз.

— Где я эту заразу подцепил, — рассердился он. — У! Оля, будь другом — если еще хоть раз так сделаю, стукни меня, что ли.

— Вчера ты сказал, что друзья тебе ни к чему, — заметила я.

Он еще больше нахмурился. Ничего не сказал и пошел умываться.

Ел он, как и вчера, не спеша и о чем-то думая. Вот сейчас я спрошу у него…

В кухню вошел папа с газетой и начал важно рассказывать о каком-то мирном урегулировании конфликта вперемешку с сюжетом детективного фильма. Скоро реклама по телевизору кончилась, и папа, взяв себе груш, убежал обратно. Тогда я, наконец, произнесла:

— Гелий! Ты говорил вчера, что счастлив.

— Это так, — ответил он.

— Почему? Из-за чего ты счастлив? Что в твоей жизни такого хорошего?

Он помолчал. Медленно спросил:

— Оля, ты хочешь убедить меня в том, что я живу плохо, или действительно хочешь узнать, отчего я счастлив?

Я ответила, что хочу узнать.

— Странно, — удивился он. — Ну что ж, идем со мной. Я объясню тебе, а заодно прогуляемся. Такой нынче вечер — не надышишься.

Мы спустились по старой лестнице и вышли во двор.

— Хороша жизнь или нет, зависит от взгляда на нее, — начал Гелий. — Смотри. Вчера шел дождь, и Вадик сказал: «Гадкая погода». Хотя мог бы и сказать: «Как здорово! Идет дождь».

— А что в дожде хорошего? — спросила я.

— Как что! После дождя на улицах нет пыли, легко дышится и свежо. Дождь, между прочим, поливает пшеницу на полях; если ее будет больше, то и хлеб будет дешевле.

— Хорошо, — согласилась я, — но если человек живет в своем доме, имеет друзей, у него гораздо больше поводов радоваться!

— Предположим, — продолжал Гелий, — что ты сидишь в своем доме. Час сидишь, два сидишь. День сидишь. Какие у тебя эмоции?

— Ты хочешь сказать, скука?..

— Ну, зачем сразу скука. Делом можно каким-то заняться. Ладно. Но вот ты идешь по холодной улице. Час идешь. Два идешь. День идешь. И, наконец, приходишь домой. И тебе очень-очень хорошо, правда? А ведь если бы ты сидела в тепле весь этот день, ты так и не испытала бы этой радости. Вот и получается, что я испытываю радость гораздо чаще, чем ты, потому что мне для счастья нужно мало, а тебе много.

— Да, но ведь весь день, пока ты идешь по холодной улице, тебе плохо! — возразила я.