Мой друг Андрей Кожевников - страница 9
И я ожидал, что Адель заговорит со мной о прежних своих любовных драмах – откроет душу, как самой ей будет казаться. Но она заговорила о трудной жизни своих родителей, о всяческих лишениях, ставших не только фоном, но и содержанием ее детства. Социальные муки были у нее пока сильней любовных.
Во время ее излияний кто-то тихо постучал в дверь. Кожевников так не стучал, своих товарищей я не ждал. Это мог быть только Руда. Я попросил извинения у Адели и пошел открывать двери. В углу стояли термопары – стальные трубы с вмонтированными в них двумя проволоками – платиновой и платинородиевой, при нагревании которых появлялось электричество – мера температуры, измеряемой драгоценными проволочками. Я схватил одну термопару и шагнул наружу.
Перед дверью стоял Руда.
– Мне надо срочно поговорить с Войцехович, – заявил он, делая шаг вперед.
– А мне надо срочно изуродовать тебя, – ответил я и ударил его термопарой по голове.
Он завопил и отшатнулся. Удар пришелся по плечу. Силы наши были неравны, он пришел с голыми руками, это неэффективно. Стальная же труба всегда оружие действенное, особенно, если ею орудуют с ожесточением. На крик Руды из электролизной выскочил Кожевников. Я нанес второй удар. Руда, закричав еще громче, бросился наутек.
– Нажили злого врага, – сокрушенно прокомментировал Кожевников.
– Проучил злого врага, – отпарировал я.
– Он теперь напишет на вас телегу. Вы еще с ним встретитесь.
– Он будет теперь избегать со мной встречаться. Постараюсь довести до его сведения, что превращу его в калеку, если захочет стучать на меня. После первого же вызова в хитрый дом пойду подводить сальдо с бульдой. И опять явлюсь не с голыми руками. Он подлец, но не дурак. Не захочет слишком рисковать.
– Я проведаю, куда он подался, – сказал Кожевников. – Если пойдет собирать на вас стрелков, дежурящих в соседних объектах, предупрежу.
Я воротился к себе. Адель крепко спала. Она положила голову на стенд, красивые волосы разметались, она тихонько посапывала, лицо порозовело – то ли со сна, то ли от водки. Я смотрел на нее, любовался ею, печалился о ней. Надо было ее разбудить, я не сделал этого – она очень красиво спала. В дверь снова просунулся Кожевников. Я вышел наружу.
– Я Руду не нашел, – сказал он. – Но один из соседней бригады видел его в зернохранилище. Он подобрался к телефону, позвонил на вахту.
– Стучал на нас?
– Сообщил, что в бригаде опытного завода будут двое пьяных, надо их поймать и изолировать. Что будете делать?
– Что я могу? Постараюсь держаться покрепче на ногах. С Аделью хуже, она совсем опьянела.
Время подошло к разводу. Я разбудил Адель. Она таращила на меня «недоспанные» глаза, попросила воды. Воды я ей не дал, могло сильней развезти. Бригаду вел второй наш стрелок, помоложе и похуже нравом конвоира. Адель нетвердо двигалась между мной и Кожевниковым. К счастью, ночной стрелок не заметил ее состояния. У вахты лагеря нас остановили. Главный вахтер, из самых придирчивых вохровцев, это мы все знали о нем, вышел и возгласил:
– Бригада, стой. Имею сигнал, что в бригаде нарушители. Буду проверять, кто напился.
Он шел от ряда к ряду, всматриваясь в каждого заключенного. Вахтенная люстра светила беспощадно ярко. Адель покачивалась, хватаясь то за меня, то за Кожевникова. Я заметил, что в зоне притаился за столбом Руда – хотел поглядеть, как на его глазах нас с Аделью потащат в карцер. Вахтер, добравшись до нашего ряда, безошибочно ткнул в меня пальцем:
– Ты! Выходи из ряда. Дыхни покрепче. Я вышел и дохнул. Вахтер с наслаждением втянул ноздрями винный дух из моего рта.
– Еще крепче дыхни!
Я дохнул изо всей силы. Вахтер объявил:
– Трезвый, как стеклышко. Ступай в ряд. Бригада, шагай в зону.
Войдя в зону, я прежде всего поискал глазами Руду. Руда скрылся сразу же, как только вахтер объявил меня трезвым. Мы с Кожевниковым под руки отвели Адель к женскому бараку.
Утром я посетил Адель в ее конторе. От вчерашнего опьянения и следа не осталось. Она весело смеялась и заверяла, что надолго запомнит прекрасный вечерок вдвоем. О том, чтобы устроить повторную встречу, она не заикнулась, я тоже не предложил. Быстро завязавшаяся дружба ни во что серьезное не перешла.