Мой друг от шестидесятых. 70-летию Валерия Сергеева - страница 5

Я заранее смиряюсь с тем, что едем вроде бы лишь для очистки совести.

По Семёновскому от автобуса до церкви идти, точно, лучше в сапогах. В стылом храме сумеречно, зябко. Сиротливо смотрится опустелый каркас иконостаса. Сергеев качает головой, дивясь крепости бревенчатой конструкции сруба. Да, подумать только, церковь пережила Смуту, Наполеона, три революции, коллективизацию, напоследок даже Хрущёва с его обещанным для нашего поколения коммунизмом.

Хозяин избы, где оставлена на сохранение тяжеленная доска, уже обмотанная бумагой и перевязанная верёвками, недоверчиво качает головой: да войдёте ли с таким грузом в тесный автобус?.. И вдруг, махнув шапкой, вызывается доставить нас почти к платформе – на своих санях. Отбыв самым тихим, дремотным ходом за околицу Семёновского, мы, под безмолвие набрякших сыростью снегов и вкрадчивый шорох перелесков, будто вплываем в тот сокровенный век, когда церковь здешняя была совсем новенькой, пахла сосновой смолкой, и образа в её чреве лучились внутренним радостным и звонким светом… Наш возница сидит на передке на коленях, смолит свою самокрутку и, кажется, очень доволен тем, что и он сподобился спасать такие великие ценности для самого важного в СССР, потому как Рублёвского музея.

На платформе нас троих закручивает водоворотом людей, вываливших из электрички, и тех, что проталкиваются в тамбур. Тяжёлый груз накреняется в руках. Чтобы как-то обезопасить дверь, упираюсь то спиной, топлечом в чьи-то тугие напористые туловища, срываюсь на крик:

– Мужики, вы что, ослепли?.. Дайте же внести, мать вашу…

Уже в тамбуре Салтыков негодующе шепчет мне в ухо:

  – Юрий, как вам не стыдно! Не забывайте, что вы несёте.

Да, стыдно. Первый раз в экспедиции, и так оплошал. Саша отводит глаза в сторону, я – в другую. (Пройдёт лет десять, я, узнав, что Александр Салтыков недавно принял сан священника, подумаю про себя: простил ли он мне тот старый грех?).

А что Сергеев? Кажется, он не расслышал моей брани. Невозмутимая весёлость так и посверкивает из-под очков, будто заранее он знает: мы сегодня не зря ездили.

И действительно, как через день или два оказалось, вовсе не зря. Но об этом пусть лучше рассказывает сам он, Валерий Сергеев. Привожу отрывки из очерка, вошедшего в его книгу 1982 года «Дорогами старых мастеров»:

«Сразу же после привоза двери в музей была сделана первая реставрационная проба – расчищено сравнительно большое, приблизительно в квадратный дециметр, окошко, открывшее под­линную живопись. Рядом с почти чёрной олифой она буквально сверкала яркими цветами: белый как снег фон, чистые и звуч­ные синие, мягко мерцающие сиреневато-охристые краски одежд… Было ясно, что это произведение недолго простоит в музейном запаснике и скоро привлечет к себе внимание рестав­раторов. Так оно и случилось: на следующий год его расчистку начала Ирина Евгеньевна Брягнна – замечательный мастер старшего поколения, потомственный реставратор, дочь одного из создателей отечественной реставрационной школы Евгения Ива­новича Брягина (1882 –1943). Ирина Евгеньевна, как и всегда, работала над этой вещью неторопливо, вдумчиво, основательно. Всякий возникающий при работе вопрос ставила на обсуждение. Не один раз получал я приглашение заглянуть в ее мастер­скую – маленькую, тесную комнатку здесь же, в одном из зда­ний Андроникова монастыря».

А чуть позже Сергеев, несмотря на жёсткий график очередных экспедиций, просто «зачастил», как он сам признаётся, к Ирине Евгеньевне. «Дело в том, что все изображения сопровождались подробными надписями – целыми литературными «коммента­риями», начертанными великолепным, мастерским почерком, так называемой торжественной скорописью. Это было как раз «по моей части». Подобные надписи давно изучаются в нашей науке и известны под названием «изображенного слова». Это особого рода письменность и даже литература, воплощённая не пером на книжных страницах, а тонкой колонковой кистью на лицевой поверхности живописных произведений».

Да, это, как настаивает Сергеев, «по его части». Придя из филологии в мир практического (экскурсии, полевые поиски) искусствознания, он вовсе не намерен отказываться от врождённой филологу преклонения перед образным словом.