Мой дядя Бенжамен - страница 59
— Где находится Круа-де-Мишелэн?
— По дороге в Корволь, на высотах Бевронского предместья. Если ваш друг не согласится, то он докажет этим, что он большой брюзга. С этого холма открывается такая панорама, которая понравилась бы даже его величеству. Прямо перед собой он увидит покрытые виноградниками склоны горы Сембер, с их лысыми вершинами, окаймлеными лесом. В другое время года этот ландшафт был бы еще великолепней, но увы, я не могу приказать весне вновь вернуться на землю. А дальше у подножья горы — город, с его колыхающимися, вьющимися по воздуху дымными султанами; он, как укрывающийся от погони человек, жмется между двумя речками, карабкается по бесплодным склонам Круа-де-Пенсона. Если ваш друг обладает хоть каким-нибудь талантом к рисованию, он может обогатить свой альбом, зарисовав этот пейзаж. Среди высоких стен, поросших мхом и напоминающих куски ярко малинового бархата, высится, облаченная в свой кружевной стихарь и украшенная драгоценной резьбой, башня святого Мартина. Одна эта башня стоит целого собора. Рядом расположена старая базилика, распростершая с очаровательной смелостью направо и налево свои большие сводчатые контрфорсы. Ваш друг должен будет сравнить ее с гигантским пауком, застывшим на длинных ногах. А в полдень виднеются, точно вереница темных облаков, голубеющие отроги Морвина, а дальше…
— Довольно шутить, сударь… Я пришел сюда не затем, чтобы вы болтали мне всякий вздор. Итак, до завтра в Круа-де-Мишелэн.
— До завтра. Одну минуту, постойте, я надеюсь, что это дело не так спешно, чтобы его нельзя было отложить. Завтра я должен быть в Дарнисе, отведать старого вина, бочонок которого хочет купить мой друг Паж. Он в этом полагается на меня, и согласитесь, что я не могу в угоду вашему другу изменить обязанностям дружбы. Послезавтра я обедаю в городе: не могу же я предпочесть дуэль обеду; в четверг я делаю укол больному водянкой, а так как ваш друг собирается меня искалечить, то не могу же я поручить эту операцию доктору Арну, не умеющему ее делать; в пятницу постный день, в этот день я, кажется, свободен и в распоряжении вашего друга.
— Придется согласиться на все ваши условия. Надеюсь, вы придете в сопровождении секунданта и этим избавите меня от роли простого зрителя?
— Хорошо, я знаю, что вы с господином де Пон-Кассе неразлучные друзья. Если вас устроит, я приведу с собой своего цирюльника, если только он в этот день свободен.
— Какая наглость! — проговорил мушкетер.
— Этот цирюльник — человек, достойный уважения, и у него такая длинная рапира, что он может насадить на нее сразу четырех мушкетеров, но если вы все-таки предпочитаете меня — я охотно могу занять его место.
— Я не забуду ваших слов, — ответил мушкетер, уходя.
На следующее утро дядя сел писать письмо к господину Менкси, в котором сообщал ему, почему не может стать его зятем. Мой дед, которому посчастливилось прочесть это послание, уверял меня, что, читая его, сам начальник каторги прослезился бы. Если бы в ту пору не существовало восклицательных знаков, дядя изобрел бы их.
Не прошло и четверти часа после отправки письма, как появился сам господин Менкси, сопровождаемый сержантом, несшим две рапиры и маски, и почтенным пуделем. Бенжамен с Машкуром закусывали в это время селедкой, залипая ее отечественным вином.
— Добро пожаловать, господин Менкси, не хотите ли отведать этой селедки?
— Фи, я вижу, ты принимаешь меня за молотильщика?
— А вы, сержант?
— С тех пор как я имею честь состоять в оркестре господина Менкси, я отказываюсь от подобных блюд.
— А ваш почтенный пудель, как он относится к этой селедочной голове?
— Очень вам благодарен, но, кажется, он не любитель этой рыбы.
— Да, это правда, селедку нельзя сравнить с разварной щукой.
— И особенно с паровым карпом под соусом из бургундского! — прервал его господин Менкси.
— Конечно, конечно, — согласился Бенжамен, — вы могли бы назвать еще рагу из кролика, собственноручно вами приготовленное. Но когда нет ничего другого, то и селедка — великолепная вещь. Кстати, я четверть часа тому назад послал вам письмо, вы его, по всей вероятности, еще не получили?