Мой дядя — чиновник - страница 8
Нечто иное им довелось бы увидеть в Кадисе, но они проехали город ночью, притом очень быстро, и не выходили из дилижанса, где, несмотря на весьма неудобные сиденья с жёсткими спинками, удалось всё же вздремнуть и оправиться от усталости и перенесённых тягот длинного трудного многодневного пути, предшествовавшего плаванию и пройденного ими пешком, да к тому же с тяжёлой поклажей. В ту же ночь они поднялись на борт брига, отправлявшегося в Америку, и с его палубы различили лишь фосфорический блеск беспокойных волн кадисской бухты да огни города — далёкие сверкающие точки среди непроглядной тьмы. На рассвете корабль поднял якоря, и, когда наши путешественники проснулись, берег Испании, которая ещё виднелась на горизонте, был уже окутан плотной голубоватой дымкой, сливавшейся с низкими облаками.
Старшему из путешественников было лет тридцать. Его лицо обросло бородой и побледнело, причиной чему было долгое плаванье на небольшом паруснике, где среди прочих необходимых вещей часто не хватало и еды. Поношенная грубая обувь и одежда, воспалённые слезящиеся глаза, покрасневшие веки и в особенности какая-то неряшливость придавали этому человеку болезненный и измученный вид. Однако его широкая спина, крепкие плечи и тяжёлые челюсти свидетельствовали о вполне здоровом телосложении и о том, что, если этого человека исправно кормить, он со временем может стать мужчиной солидной комплекции.
Младший был подростком лет двенадцати — пятнадцати, и по всему было ясно, что он высадится на земле самого большого из Антильских островов не в лучшем виде, чем его сотоварищ.
Между обоими путешественниками было много сходства. Этому в немалой степени способствовали их ворсистые касторовые шляпы с твёрдыми узкими полями и тульями, имевшими настолько точную сферическую форму, что каждую из них можно было принять за половинку пушечного ядра; короткие куртки коричневого цвета, отороченные бархатом по вороту, бортам и обшлагам; штаны, щедро украшенные разноцветными аппликациями, которые легко могли сойти за огромные заплаты, не будь они расположены симметрично и выкроены на один манер; и, наконец, видневшиеся с правой стороны шляпы резинки и пара желудей, свисавших слева на двух шёлковых шнурочках.
Посмотрев на этих путешественников, их можно было принять за братьев, но я лучше, чем кто бы то ни было, осведомлён в их семейных обстоятельствах и поэтому смею тебя уверить, дорогой читатель, что два этих человека были мой дядя и я сам.
— Послушай, племянник, взгляни-ка, на месте ли рекомендательное письмо к нашему двоюродному брату, которое мы положили в сундук.
Так сказал мне дядя, вспомнив вдруг, что мы уже у цели нашего путешествия, и забыв на миг восторги, вызванные в нём видом залитой солнцем Гаваны.
Я отправился в каюту, открыл баул, и сердце моё бешено забилось: письма не было на том месте, где я его видел накануне и во все предыдущие дни. Я переворошил всё тряпьё, вывернул наизнанку все чулки, карманы и рукава, но письма не нашёл. Наконец в дверях появился дядя, встревоженный моей задержкой. По беспорядочно разбросанной одежде и по той поспешности, с которой я её обшаривал, он догадался об ужасной новости раньше, чем я успел раскрыть рот.
Никогда ещё мне не приходилось видеть человека в столь глубоком отчаянии. Для начала он ударом ноги захлопнул крышку сундука (так дядя величал баул). Затем он швырнул на пол шляпу и стал топтать её, колотя себя кулаками по животу и крича, что я хуже любого вора, ибо украл будущее у честного человека, и что оказаться в Гаване без рекомендательного письма — значит дать приравнять себя ко всякому сброду, каждый божий день прибывающему сюда. Хорошо же мы будем выглядеть, уверяя, что наша фамилия Куэва и мы рекомендованы знатным мадридцем, сеньором маркизом Каса-Ветуста, но ничем не доказывая правоты своих слов!
Удары и крики были настолько громкими, что капитан и несколько матросов, услышав их, поспешили в нашу каюту, чтобы узнать, чем вызван подобный шум.
— Послушайте, что случилось? — спросил встревоженный капитан.
— Ничего! Вот только этот проныра оказался хуже всякого бандита, — ответил дядя, указывая на меня. — Он украл моё состояние, всё моё состояние!