Мой грешный маркиз - страница 9

Этот недовольный рев привлек общее внимание. Окружившие Дафну бандиты обернулись, чтобы посмотреть, кто им помешал развлекаться. Дафна и ее слуги тоже повернулись на голос.

Мужчина — высокий, красивый, хорошо одетый и, главное, сильно выпивший, судя по неровной походке и бутылке в руке, — только что вышел из борделя и теперь стоял, щурясь и прикрывая глаза от света.

— Ох. — Судя по болезненно-скривившейся физиономии, он чувствовал себя на улице в высшей степени некомфортно. — Ты! — закричал он и указал бутылкой на бандита, державшего лошадь. — Эй, ты, там! — повторил он громким, не очень внятным, но от этого не ставшим менее высокомерным голосом. — Приведи мой экипаж. Я здесь уже закончил, — добавил он с глумливым смешком. Как-то сразу стало ясно, что он, во-первых в дым пьян, а во-вторых, перепробовал всех женщин в заведении, которое только что покинул.

Боже правый.

Дафна не могла произнести ни слова, сбитая с толку шокирующим поведением этого явно высокородного распутника. Хуже того, она ощутила исходящую от него грубую мужскую силу.

Его магнетизм был несомненным, несмотря на очевидный беспорядок в одежде — рубашка расстегнута, волосы всклокочены и торчат во все стороны, словно он только что сошел на берег с открытой всем ветрам палубы корабля. У него была короткая аккуратная бородка, которая подчеркивала волевой рот и квадратный подбородок. В его внешности было что-то сатанинское.

Не в силах отвести глаза от незнакомца, Дафна пришла к выводу, что он не просто красив. Мужчина был интригующим. Опасным. По ее телу пробежала дрожь. Она потупила глаза, а незнакомец на несколько шагов приблизился к низкорослому коренастому негодяю, державшему ее лошадь.

— Человек, ты что, оглох? — поинтересовался незнакомец. Неужели он не понимает, что рискует жизнью, связываясь с местными бандитами?

Тот, к кому он обращался, громко засмеялся — нет, скорее заржал — и бросил удивленно-возмущенный взгляд на своих спутников.

— Кто, черт возьми, этот урод?

— Ты что, отказываешься подчиняться приказам старших? — напирал пьяный лорд. Его аристократическая речь была исполнена негодования.

— О нет! — пробормотала Дафна и снова покосилась на красивого, но очень пьяного смутьяна.

В это время Вильгельмина схватила ее за руку. Испуганные женщины обменялись взглядами. Он что, самоубийца?

Здесь не было места пистолетам, секундантам и дуэлянтам. Иными словами, здесь никто не собирался играть по правилам, к которым привык этот высокородный распутник. В лондонских трущобах человеку перерезали глотку лишь за то, что кому-то не понравился его взгляд.

— Ты это говоришь мне? — рявкнул бандит, выпустил поводья и сделал шаг к нему.

— Конечно, я говорю тебе, ты, кусок дерьма, — медленно проговорил аристократ с пьяным высокомерием. — Я обращаюсь ко всем вам. Кто-нибудь может привести мой… проклятие!

Неловко повернувшись, пьяница выронил кошелек, который был завязан неплотно, и по земле раскатились блестящие золотые гинеи. Опустив голову, мужчина уставился на желтые кругляшки, лежащие в пыли вокруг его начищенных черных ботинок.

Потом он выругался — тоже очень аристократично, на нескольких языках — и стал медленно и неуклюже наклоняться, чтобы вернуть свою собственность.

Бандиты с Бакет-лейн, разумеется, тоже сконцентрировали внимание на золоте.

Сразу позабыв о своих намерениях в отношении Дафны и ее спутников, бандиты медленно направились к монетам, притягивавшим их, словно магнит.

На их физиономиях появились злобные улыбки. Не каждый день удача, можно сказать, сама идет в руки. Двигаясь синхронно, как стая волков, они приближались к незадачливому пьянице.

А он не обращал на них никакого внимания.

— Сэр! — громко воскликнула Дафна.

Вильгельмина опять схватила ее за руку.

— Вы сошли с ума? Нам надо поскорее выбираться отсюда!

— Да, — подтвердил ее брат, лицо которого все еще оставалось пепельно-серым от испуга. Он быстро забрался на сиденье кучера.

— Но мы не можем оставить этого человека здесь! — возмутилась Дафна. — Они же убьют его! А он слишком пьян, чтобы защищаться.

— Не наша забота, — пробормотал Уильям. — Давайте уносить ноги, пока о нас не вспомнили.