Мой Хеврон - страница 19

Со мной и с моими ребятами никогда такого не случалось. Не было долгих разговоров, не было ни одного удара. Даже тогда, когда солдаты нас арестовывали.

Вскоре после событий в Меарат га-Махпела состоялась встреча делегации представителей Кирьят-Арба с Шимоном Пересом, в то время министром обороны, и его резиденции в Тель-Авиве. Я тоже был включен в состав делегации. Возглавлял ее рав Левингер. Во время встречи высказывались различные мнения, обсуждалось положение поселенцев, позиция армии по многим вопросам.

Обе стороны предъявили взаимные обвинения, подчас в недопустимом тоне. Громче всех возмущался рав Левингер. Видно было, что весь ход встречи производит гнетущее впечатление на министра обороны. Я думаю, что это был не первый его разговор с равом. Левингер говорил о надругательстве арабов над покровом с «арон га-кодеш» и подчеркнул, что если бы такое случилось в галуте, в довоенной Польше, например, на это бы откликнулось все мировое еврейство.

— Но это случилось в Израиле, при еврейской власти! — воскликнул он с возмущением.

Это окончательно вывело Переса из себя. Да, кричал он, ему прекрасно известно, что было в Польше в тридцатые годы. Как рав Левингер может сравнивать?

Покуда они обменивались упреками, я вдруг стал понимать, что Перес по многим вопросам просто не в курсе дела. Тогда я задал министру прямой вопрос: откуда к нему поступает информация о положении дел в Хевроне? Почему он решил, что мы ведем себя грубо по отношению к властям? Уверен ли он, что источник его информации надежен и объективен?

— Вся информация поступает ко мне от военного губернатора, — сказал он, не чувствуя подвоха. — Источник, как видите, совершенно надежный!

Я ему тут же ответил, что это лицо необъективное. Все его донесения — в пользу арабов, а не евреев. Это в высшей степени странно.

— Вам бы приехать в Хеврон самому и там, на месте, во всем разобраться!

Перес пообещал, что приедет. Надо сказать, что слово свое он сдержал и спустя некоторое время действительно побывал в Хевроне.

В конце совещания, уже уходя, я заметил министру обороны, что мы, приехавшие из России, никогда не могли подумать, что в Израиле есть места, где евреям запрещено появляться. Мы даже представить себе не могли такое. Да еще по приказу израильских властей! Рассудок с этим смириться не может!

— Ага! Вы сейчас приезжаете! — закричал Перес. — А где вы были раньше, когда мы строили страну, когда мы здесь воевали?

Это заявление было чистой воды демагогией. Что я на это мог ему возразить? У меня от неожиданности пропала вся охота с ним разговаривать.

И все-таки после той встречи я понял, что с ним можно иметь дело.

Летом 1974 года мне предоставилась возможность освоить новое ремесло — кладбищенского сторожа.

Сложилось так, что дело с открытием лаборатории затягивалось на неопределенный срок, а денег не было. Нехватка средств привела к тому, что я стал вегетарианцем поневоле. И когда Эди Дрибин, ответственный за охрану детских учреждений в Кирьят-Арба, предложил мне новую должность, я согласился. Хоть какой-то источник заработка.

Прошлое Эди Дрибина окутано легендами. Прибыл он из Америки, воевал в Корее, служил там следопытом. В мирной жизни — ковбой. Еврей-ковбой, что может быть необычнее? Приехав в Израиль, Эди с семьей жил в пещере, пас овец, объезжал коней на киббуцных фермах. Его мечтой было собственное дело: свое ранчо, коровы, быки, пастбище… В 1968 году он «набрел» на поселенцев Кирьят-Арба и прочно осел здесь. Сейчас он был ответственным за охрану школ и детских садов, полный надежд, что ковбойская мечта его рано или поздно осуществится.

В доме Эди Дрибина я встречал самых разных людей. В основном это были парни и девушки из Америки и России — недавние олим: люди с горячими сердцами, готовые на любые трудности и подвиги. Сионисты в самом высоком смысле этого слова. Их мало интересовали материальные блага. Более того, большинство американцев, как правило, были детьми зажиточных родителей. Это были идеалисты, близкие мне по духу и потому — удивительно симпатичные мне. Эди со своей компанией готовили себя к тому, чтобы поселиться в сельской местности и добивались у государства участка земли где-нибудь в степи, в пустыне или в горах, чтобы разводить скот, заниматься виноградарством. А его единомышленники, олим из России, со временем хотели к нему присоединиться.