Мой любимый крестоносец. Фея тумана - страница 7
Мы пронеслись мимо какой-то усадьбы, миновали селение, несколько рощ, перемахнули через промерзший ручей, и только тогда я стала замечать, что движения коня замедлились.
Заметив в стороне высокие заросли кустарника, я постаралась вынудить коня налететь на них. Я почти повисла на поводьях, направляя его. И он вроде повиновался. Вот сейчас, увидев преграду, усталый конь остановится. В какой-то миг мне показалось, что замысел удался: Набег замер перед густо сплетёнными ветвями. Я даже перевела дыхание, расслабилась.
Это было ошибкой. Набег словно уловил, что я уже не так цепляюсь за него. Миг — и он сильно и неожиданно взбрыкнул задом. Я взвизгнула и тут же оказалась выброшенной из седла, перевернулась в воздухе и... Крест Честной! Если бы ветви кустарника не смягчили моё падение, уж не ведаю, чем бы для меня и закончилось сегодняшнее приключение. А так я лишь сильно поцарапалась, потеряла сетку для волос, да и напугалась как следует. Когда же я, путаясь в разметавшихся волосах, полах плаща, юбках, раздирая ветви кустов, наконец выбралась на открытое пространство, я оказалась совсем одна. Набег маячил где-то далеко и с каждым мигом становился всё меньше.
Ну и что мне теперь делать? Я огляделась. Понятия не имела, куда меня занёс этот гнедой демон. Свиты моей не было и в помине, нигде не было заметно никаких признаков человеческого жилья. Только ровное открытое пространство, жёлтые сухие камыши да серое низкое небо над головой.
С полчаса я брела сама не ведая куда, ругалась, а потом заплакала. Я была голодна, я замёрзла и понятия не имела, где нахожусь. К тому же лёд у берега ручья, вдоль которого я пыталась идти, неожиданно треснул, и я провалилась едва не по колено, промочив обувь, юбки, полы плаща.
Но, видимо, Небеса не совсем оставили меня. Насквозь продрогнув и даже поскуливая от отчаяния, вскоре я вышла на довольно хорошо проторённую дорогу. Когда из-за небольшой рощи впереди послышался мелодичный звон бубенчиков и людские голоса, я безмерно обрадовалась. Я едва не кинулась вперёд, но, вспомнив, кто я, заставила себя остановиться на обочине дороги, стояла гордо выпрямившись. Лишь во все глаза глядела на приближавшуюся кавалькаду, на верховых, ехавших попарно, охраняя конный богатый паланкин, влекомый мулами в богатой сбруе, звон бубенцов которой я и услышала издали.
Приближающиеся меня заметили, сначала просто глазели, потом на лицах появилось удивление, замешательство. Один из отряда подскакал к паланкину, что-то говорил. Наконец они приблизились, занавеска паланкина откинулась, и я перевела дыхание, увидев знакомое лицо аббата Ансельма из Бери-Сент-Эдмундса.
— О, святые угодники! — воскликнул аббат. — Миледи Бэртрада? Вы здесь, совсем одна, в таком виде? Как такое могло случиться?
Я же смотрела, как тепло опушены лебяжьим пухом его капюшон и ворот, какие у него перчатки на меху. А я... Представляю, каков мой вид: растрёпанная, исцарапанная, промерзшая до костей. Даже когда я велела аббату не изводить меня вопросами, а помочь, голос мой звучал как-то надтреснуто, почти просяще. Но Ансельм и так уже велел своим людям подсадить меня в паланкин. И как же хорошо было откинуться на меховые подушки в нём! Здесь была жаровня — настоящая, полная углей жаровня с бронзовой крышкой. Я протянула к ней негнущиеся пальцы, прижала озябшие ступни. Всё никак не могла согреться. Хвала Всевышнему, добрый Ансельм дал мне вина. Вот я и назвала его добрым. А ведь я была благодетельницей его обители, щедро жертвовала на неё, помогала Ансельму в кое-каких исках с соседями. Мог ли он после этого быть со мной недобрым?
Я медленными глотками пила вино, с удовольствием откусила от пирожка с начинкой из куропатки. Сама же слушала болтовню Ансельма, что-де он возвращается из дальнего прихода в Бери-Сент-Эдмундс. И если будет на то моё желание, он с охотой окажет мне гостеприимство в своей обители. Я даже растрогалась. А Ансельм уже говорил, что, как только я обустроюсь и отдохну, он немедленно пошлёт гонцов в Гронвуд.
Нет, нет, если его преподобие хочет оказать мне услугу, пусть не спешит с сообщениями обо мне. И я даже улыбнулась, представив, какой переполох поднимется, когда я исчезну.