Мой милый фото… граф! - страница 30

стр.

— Эмма, этому есть вполне простое объяснение, правда…

Он не успел закончить, к их столику подошла пожилая пара, остановившись чуть позади Эммы. Они были явно удивлены.

— Поверить не могу, — произнесла дама глубоким голосом. — Брайс? Брайс, дорогой, что ты здесь делаешь?

Брайс. Эмма обернулась и увидела женщину, которой было явно за шестьдесят, накрашенную и обвешанную золотыми цепочками.

Он встал, протянул руку женщине и вежливо поклонился.

— Доброе утро, баронесса Пенман. — Он поцеловал ей руку, затем пожал руку ее спутнику. — Барон.

Мужчина с видимым удовольствием пожал ему руку и улыбнулся.

— Рад тебя видеть, мой мальчик. Знаешь, это настоящий сюрприз. Твоя мама совсем недавно уверяла нас, что ты больше никогда не появишься в Шелдейл-хаусе.

Брайс кожей чувствовал на себе взгляд Эммы.

— Неужели?

— О да, мой друг, — покачала головой баронесса. — Но ты же знаешь мечты твоей матери о том, чтобы ты вернулся.

Брайс чувствовал, как Эмма накаляется. Неловкость ситуации превосходила все границы. Он представил ее супружеской чете.

— Моя подруга, Эмма Лоуренс, из Америки. — Он опустился на стул — надо быть спокойным. — Мы как раз завтракали.

Супруги поприветствовали Эмму и спросили: «Как поживаете?» Эмма ответила.

Последовало неловкое молчание, во время которого Брайс сосредоточенно пил кофе, рука у него дрожала. Наконец он со стуком поставил чашку на стол.

— И как давно ты уже в Гернси, Брайс? — спросила баронесса. — Ты остаешься завтра на вечеринку?

— Вечеринку?

Пожилая дама нахмурилась.

— Да, в Шелдейл-хаусе. Любопытно, но твоя мама даже не упомянула о том, что ты появишься на ней. Ты же не собираешься сбежать до начала вечеринки, не так ли?

Брайс покачал головой, в ушах у него гудело — он совсем забыл о ежегодном летнем бале, который устраивала его мать. Неужели в этом году она решила его проводить в Шелдейл-хаусе? Обычно собирала гостей в своем поместье в Шеффилде. Да, недопустимое упущение, надо было читать ее письма к нему.

— Нет, нет, не собираюсь, — быстро ответил Брайс, стараясь не вдаваться в подробности.

Баронесса пристально смотрела на него.

— Мы обязательно будем на этой вечеринке. Я понимаю, что в этом году она станет важным событием для всех. Кажется, на ней также будет Кэролайн? — И она метнула на Эмму обжигающий взгляд.

Кэролайн будет на вечеринке? Брайс не мог бы представить худшей для себя ситуации.

— Возможно.

— Дорогая, — к баронессе обратился ее муж, — кажется, нам пора идти. — Он посмотрел на Брайса. — У нас так много дел. Извините, что прервали ваш завтрак.

Брайс кивнул, благодарный старому барону за деликатность. Он снова встал.

— Очень рад был вас видеть, сэр. — Он повернулся к баронессе. — И вас тоже.

Женщина поцеловала его в щеку и повернулась, чтобы уйти, даже не попрощавшись с Эммой. Однако барон едва заметно ей кивнул и улыбнулся уголками губ и только потом последовал за женой.

Когда они скрылись из виду, Брайс попытался что-то сказать, но в голову ничего не приходило, он был в полном нокауте.

Одно хорошо — притворяться больше не надо.

Все остальное — плохо. Очень плохо.

Молчание нарушила Эмма:

— Что все это значит?

Он повернулся к ней. Возможно ли вывести этот взгляд?

— Ты имеешь в виду барона и баронессу?

— Да.

— Прекрасные люди.

— Не сомневаюсь.

— Думаю, я не видел их с тех пор, как…

— Прекрати! — Лицо Эммы приобрело багровый оттенок. — Ты собираешься объяснить мне, что происходит, или нет? Почему они называли тебя Брайсом?

Он глотнул горячего кофе и обжегся. Потом коснулся ее руки. Что он мог ей сказать? Я все эти два года лгал тебе.

— Видишь ли, я не совсем тот, за кого ты меня принимаешь.

Лицо у нее побледнело и вытянулось.

— Ну, допустим, это я уже поняла. И что дальше? Что там насчет вечеринки в Шелдейл-хаусе и твоей матери?

Он тяжело вздохнул и наконец выдавил из себя:

— Я не Джон Торнхилл.

Она посмотрела на него так, словно у нее внезапно заболела голова.

— Ты не… Джон Торнхилл?

— И никогда им не был, — продолжил он быстро потом, сообразив, как это глупо звучит, добавил: — Конечно, я тот самый человек, с которым ты переписывалась и который писал тебе, только имя было не моим.