Мой муж Джон - страница 20

Джона приняли в колледж без аттестата о среднем образовании.

Объединяла двух друзей их неуемная и порывистая натура. Но, в то время как Джон постоянно хватался то за одно, то за другое, Стюарт прилагал все усилия, чтобы быть образцовым студентом. Будучи всего на три месяца старше, в колледже он опережал Джона на год и всячески призывал его совершенствовать свое мастерство. Стюарт был настолько поглощен учебой, что у него даже не было девушки; он часто ложился спать голодным просто потому, что забывал о еде. Почти всегда он оставался после занятий в колледже, чтобы писать картины, и Джон здесь был для него как нельзя кстати, потому что регулярно напоминал о необходимости устраивать перерывы и давал ему уроки игры на гитаре. В отличие от многих приятелей Джона, Стюарт никогда не подражал ему и тем более не заискивал перед ним: за это Джон ценил его особенно высоко. Они уважали друг друга и общались на равных.

Как и мы с Полом, Стюарт видел в Джоне нечто особенное, тогда как все остальные уверенно полагали, что из Джона получится лишь никчемный тунеядец, который ни при каких обстоятельствах не сможет получить приличную профессию. Единственное, что у него, по их мнению, пока что получалось — это валять дурака на уроках и придумывать всем обидные клички. Преподаватели в один голос говорили, что из Джона выйдет либо гений, либо бродяга — третьего или чего — то среднего не дано. Точно так же, люди могли его только или безоговорочно любить, или ненавидеть: не замечать Джона было невозможно. Мы, его ближний круг, любили Джона и знали, что его подчас заносит, но также видели в нем неподражаемый талант и огромный творческий потенциал.

Со Стюартом мы ладили хорошо. Я восхищалась его талантом художника, кроме того, с ним можно было просто весело и интересно проводить время. Меня радовало, что у Джона есть друг, который серьезно относится к искусству, однако никаких особенных чувств я к нему не испытывала. И вот, как — то раз на вечеринке, один из знакомых подошел к Джону и сказал, что мы со Стюартом танцуем. Заметив, как он изменился в лице, мы тут же прекратили танец. Как уже бывало до этого, я поспешила заверить Джона, что люблю только его одного. Это его, похоже, привело на некоторое время в чувство. Но на следующий день в колледже он подстерег меня, когда я выходила из дамского туалета на нижнем этаже. Лицо его было мрачнее тучи. Прежде чем я что — то успела сообразить, он резко размахнулся и ударил меня наотмашь по лицу — так, что я отлетела к стене и больно ударилась затылком о какую — то трубу. Не произнеся ни слова, он ушел прочь, оставив меня в состоянии шока, нервного стресса и с раскалывающейся от боли головой. Его поступок потряс меня до глубины души. Я поняла, что могу снести от него все: вспышки гнева, ревность, его собственнические инстинкты, но физическое насилие — это уже чересчур. Фил была права. Пришло время поставить точку в наших отношениях.

Несколько недель я провела в твердой уверенности, что никогда не вернусь к Джону. Пару раз даже вышла прогуляться с одним соседским мальчиком, чтобы как — то отвлечься, и, кроме того, серьезно взялась за учебу. Я старалась выбросить Джона из головы.

Это было, конечно, нелегко, потому что мы неизбежно натыкались друг на друга каждый день в колледже. Он посматривал на меня, когда мы находились вместе где — нибудь в столовой или на уроке каллиграфии. Наши глаза встречались, и, отводя взгляд, я тем не менее понимала, что мы по — прежнему друг другу небезразличны. Подруги говорили мне, что Джон очень тоскует. Мне тоже не хватало его чувства юмора, его музыки, его страсти.

Прошло три месяца, прежде чем Джон набрался смелости и позвонил. Он попросил меня вернуться, извинился за то, что ударил меня, и обещал, что это больше не повторится. Я колебалась целую секунду, перед тем как ответить «да».

Надо сказать, что он сдержал свое слово. Ему было невероятно стыдно за содеянное: мне кажется, он сам был шокирован тем, что обнаружил в себе способность к насилию. Впоследствии Джон, как и раньше, бывал со мной резким и грубым, но руки на меня больше не поднимал. С возобновлением нашего романа даже его гневные тирады и оскорбительные выпады поутихли: чем ближе мы становились, чем сильнее он убеждался в моей любви и преданности, тем легче было ему освобождаться от своей защитной скорлупы.