Мой муж Лев Толстой - страница 15
Уже то, что он в дневниках своих последовательно и умно чернил меня, короткими ехидными штрихами очерчивая одни только мои слабые стороны, доказывает, как умно он себе делает венец мученика, а мне бич Ксантиппы.
Господи! Ты нас один рассудишь!
Опять Л.Н. жалуется на нездоровье. У него от самой шеи болит спина, и тошнит его весь день. Какую он пищу употребляет – это ужасно! Сегодня ел грибы соленые, грибы маринованные, два раза вареные фрукты сухие – все это производит брожение в желудке, а питанья никакого, и он худеет. Вечером попросил мяты и немного выпил. При этом уныние на него находит. Сегодня он говорил, что жизнь его приходит к концу, что машина испортилась, что пора; а вместе с тем я вижу, что отношение его к смерти очень враждебное; он мне сегодня напомнил немного свою тетку, Пелагею Ильиничну Юшкову, умершую у нас в доме. Она тоже не хотела умирать и враждебно, ожесточенно отнеслась к смерти, когда поняла, что она пришла. Л.Н. это не высказывал, но уныние, отсутствие интереса ко всему и ко всем показывают, что мысль о смерти и ему мрачна. Весь день он не выходил, спал днем у себя в кабинете, поправлял корректуры, читал. Сейчас вечер, у него сидит Грот, профессор, принес опять корректуры «Искусства». Л.Н. все мечтал поиграть в винт, и вот его все тошнит, и он так и не мог играть еще.
Заглянула ко Л.Н. сегодня вечером; сидят совсем чуждые мне люди: крестьянин, фабричный, еще какой-то темный. Это та стена, которая стала последние годы между мной и мужем. Послушала их разговоры. Один фабричный наивно спрашивает: «А что, Л.Н., вы примерно думаете о втором пришествии Господа нашего Иисуса Христа?»
Миша мой исчез на весь день, и я очень недовольна его отлучками от дома. Но ему, восемнадцатилетнему малому, скучно с фабричными, с стариками и без молодежи.
Вопрос счастья очевидно сложен. «Счастье» – определение, тяготеющее к совершенному. Нам незачем ставить вопрос в крайностях. В таком случае определим счастье как нечто более простое, как комфорт душевный, а значит, как комфорт психологический.
Тут всё становится в разы проще. Чем обуславливается психологический комфорт? Благополучием в макросоставляющих жизни, стабильным получением потока позитивных эмоций от составляющих. Были частично упомянуты выше:
1) Быт. Включает в себя бытовые аспекты двух следующих пунктов.
2) Муж как чувственная составляющая.
3) Дети так же.
Очевидно, что из всех пунктов сложности возникают исключительно со 2-м.
В быту у Софьи всё успешно. Она частично реализуется в нем, хотя и устает от него, но это скорее положительно для неё, ибо быт – это повседневные задачи, которые она успешно выполняет.
С детьми так же всё в порядке, они для неё наиболее однозначный источник положительных эмоций.
Сегодня Степа брат разговаривал с Львом Николаевичем и Сережей. Я вошла – они замолчали. Я спрашиваю: о чем говорили? Они замялись, потом Л.Н. говорит: «Мы говорили о том, что лучшие (половые) отношения с женщинами – это с простыми крестьянками, но, разумеется, без брака. Как только женятся на крестьянке, так добра не будет».
Я просто ушам не верила. Да, если я не пошла за мужем в его учениях, то потому, что он никогда не был искренен. Вот и выскочит порой тот настоящий Л.Н., который высказывает свои настоящие мысли.
Да, бедная, бедная я! Ему всегда мешало во мне именно то, что любила все изящное, любила чистоту во всем – и внешнем, и внутреннем. Все это ему было не нужно. Ему нужна была женщина пассивная, здоровая, бессловесная и без воли. И теперь моя музыка его мучит, мои цветы в комнате он осуждает, мою любовь к всякому искусству, к чтению биографии Бетховена или философии Сенеки – он осмеивает… Ну, прожила жизнь, нечего поднимать в сердце все наболелое.
Два дня не писала. Много трудилась эти дни над корректурами статьи «Что такое искусство?». Вписывала переводы и поправки; кончила совсем корректуры «Детства и отрочества». Третьего дня вечером Л.Н. ходил к Русановым, а ко мне пришли его племянницы Лиза Оболенская и Варя Нагорнова, а художник Касаткин принес великолепные рисунки: иллюстрации Евангелия французского художника Тиссо. Мы все и Таня разглядывали эти интересные рисунки, очень оригинальные, замечательные в этнографическом отношении и полные фантазии.