Мой муж Норбеков, или как родилась Лора - страница 4

Все, что происходило рядом со мной, вокруг меня, выплывает из памяти рваными фрагментами, как будто из фотопленки кто-то вырезал несколько кадров, а остальное выбросил в корзину.

— Вы туда летите в первый раз? — Надо мной склоняется лицо, изборожденное морщинами, и глаза, подернутые дымкой прожитых лет, — добрые, ласковые… Но — чужие!

— А у меня там дети, внучка Танечка. Пригласили снова. Вот, ей подарок везу! — тычет в меня какой-то куклой.

Мне не интересно, я ничего не воспринимаю, а старческий голос продолжает шелестеть.

— Вот, приглашают, я иногда и летаю, наверное, в последний раз, сколько мне еще, — голос затихает на полуслове.

Это вновь спасительный сон, где нет никаких чувств — сплошная пустота.

Слезы абсолютно опустошили меня. И это было спасение от назойливых мыслей: "Что я сделала не так? Я старалась и сделала все. Как могла. Вероятно, ничего уже нельзя изменить. Это — испытание каждому из нас, проверка. И… подарок судьбы". Когда в голову пришла эта простая мысль, я стала постепенно успокаиваться и приходить в себя: "Господи, на все воля Твоя".

Приближался Нью-Йорк…

— Лариса, а где Мирзакарим?

Слезы вновь размыли настоящее. Сквозь всхлипы единственное, что выдавливаю из себя:

— Так случилось… В самый последний момент…

Его паспорт…

В ответ понимающее:

— Ну, ничего, ничего, успокойся, что-нибудь придумаем.

Вера Мостовой встретила меня в аэропорту. Все формальности я прошла быстро, и мы поехали к ней домой.

Первая поездка в Америку навсегда осталась для меня окрашенной в тона роковой разлуки, нашей первой разлуки, предвестницы разрыва. Особенно дорога слез. Они просто текли и текли сами по себе, и невозможно было их остановить. Никогда не думала, что в человеке так много слез. Раньше только читала об этом, да в кино видела — это казалось неправдоподобным, когда так долго переживают, чувствуют себя несчастными. Недаром говорят: "Маленькая беда кричит, а большая молчит". Моя маленькая беда кричала во мне, билась, как птица в клетке. Спасибо окружающим. Они смотрели участливо и просто молчаливо поддерживали эту заплаканную русскую женщину, так сильно страдающую, будто умер у нее кто-то родной или близкий, и понесла она невосполнимую потерю. Это тоже было правдой. Буквально за неделю до отъезда у меня умер отец. Поэтому дорога к дому семьи Мостовых видится мне, как в тумане.

Все, что мелькало за окном, было безусловно впечатляющим… Но меня не трогало. Ехать было недалеко. Проживали они в штате Нью-Джерси, который примыкает к штату Нью-Йорк. И граница — чисто условная. Вера мне в дороге объяснила, что это как в Москве из «Шереметьево» проехать в противоположный конец города. Русские эмигранты. Сколько лет уже живут в Америке, а расстояние все с Москвой сравнивают. Русские, они и в Америке русские. А Вера продолжала рассказывать. Оказывается, у них там каждый штат имеет второе название. И у Нью-Джерси, кстати, одного из самых престижных и комфортабельных, тоже такое есть. Его называют «Штат-Сад». И надо сказать, что он это название полностью оправдывает. Кругом столько зелени и цветов. Каждый дом буквально утопает в них. Это я разглядела потом, значительно позднее.

"Знаешь, в Москве такого нет. А здесь — тишина и покой, красота, особенно летом, когда все в цвету, — хорошо, правда?" — Верины глаза так и сияют от гордости. И ей есть чем гордиться. Дом у них очень хороший. Старинный, двухэтажный. Как любит повторять ее муж Юра: "В каталогах числится как европейский в ирландском стиле".

Все это вместе с приветливой встречей всего семейства немного успокоило меня.

— А вот и твоя комната. — И Вера распахнула дверь.

"Моя" комната на втором этаже стала пристанищем на время поездки. Вкус у моих друзей был отличный — ничего лишнего. Две кровати, несколько красивых пейзажей на стенах, букет цветов на тумбочке, огромный встроенный шкаф, куда уместились все мои вещи.

— Ты отдыхай, мы тебя не будем беспокоить.

Просто отдыхай, восстанавливай силы после полета, адаптируйся, — Вера тактично прикрыла дверь.

Я открыла чемодан, чтобы переодеться, а там — его рубашки… Я закрыла глаза и представила, где он сам сейчас, и какая между нами бездна — половина земного шара… Опять навернулись слезы. Я буквально рухнула на кровать. Прошло несколько дней, во время которых состояние опустошенности, разбитости от выплаканных слез и постоянной сонливости постепенно сменялось приливом новых сил, желанием работать за себя и за него тоже — ведь мы делали общее дело.