Мой отец генерал Деникин - страница 25

Летом приехал передвижной цирк, расположился на деревенской площади. Повозки крестьян выстроились в круг, и зрители могли вволю наслаждаться спектаклем. Первая пьеса, которую увидел Антон, показалась ему «очень оригинальной и совершенно непонятной». Внезапно среди зрителей он заметил русскую девочку и ее родителей. Она была очень похожа на маленькую Асю Чиж! Ему так не хватало их в этой чужой стране. Он увидел торговца, продающего охапки разноцветных бумажных цветов, купил их и предложил удивленной и восхищенной девочке.

Вспоминая яркие детали тогдашней жизни, Деникин огорчался тем, что ему приходилось быть только лишь «охранником железных дорог»; он старался, чтобы его отправили на фронт, и досадовал, что старания не имели успеха. Было, правда, одно утешение, которое отвлекало от мрачных мыслей: Антон переживал идиллическую любовь к одной молодой брюнетке. Волосы ее были пышны и роскошны, рот немного капризен. Небольшого роста, прекрасно сложена. На указательном пальце блестело кольцо. Было ли это кольцо обручальным, и кто была она сама?

В возрасте пятнадцати лет, листая альбом, я обратила внимание на фотографии, внизу которых стояла дата —1904 год. Я отметила несколько снимков, где на фоне скал, водопада, ограды каких-то садов мой отец был снят вместе со слегка прижимающейся к нему молодой брюнеткой. Лицо его выражало довольство и счастье. Я спросила:

— Кто это, папа? Это какая-то твоя бывшая пассия? Моя мать, ревнивая по природе, поддержала меня, искусственно небрежно бросив:

— Ну, Иваныч, расскажи же своей дочке приключения с прекрасной Марией!

Отец покраснел и захлопнул альбом. Больше я никогда не затрагивала эту тему.

Осень 1904 года. Радость русских воинов была недолгой. Великие надежды, вызванные назначением Макарова командующим Тихоокеанским флотом, потонули 12 апреля вместе с адмиралом, когда его «Петропавловск» взорвался на японской мине недалеко от Порт-Артура. Среди десятка уцелевших был великий князь Кирилл, не пользовавшийся популярностью родственник царя. Офицеры и солдаты оплакивали смерть своего любимого адмирала и, узнав о спасении великого князя, поговаривали: «Всплывает только г…!» После гибели Макарова японцы установили блокаду Порт-Артура.

Армия проявила не больше расторопности, чем флот. Враг превосходил наши силы в численности и в вооружении. Главнокомандующий Куропаткин подчинялся наместнику Алексееву, приказы и контрприказы которого не сообразовывались с реальностью и имеющимися в распоряжении армии возможностями. Боясь не понравиться дяде царя, Куропаткин пассивно выполнял эти приказы, добавляя к ним свои указания следующего рода: «В решительный бой с превосходящими силами противника не вступать». Эта рекомендация вынуждала генералов (Штакельберга, Келлера или Зарубаева) отдавать приказ к отступлению там, где это не было оправдано ситуацией, и даже перед лицом равного им по силам противника (Куроки, Оку или Нодзу). Русские отдавали плацдарм за плацдармом.

Тем не менее подкрепление, пришедшее из европейской России, уравновешивало силы противников: 193.000 солдат и 758 орудий у русских и 150.000 солдат и 648 орудий у японцев. Куропаткин писал в приказе: «Пришло для нас время заставить японцев повиноваться нашей воле, ибо силы Маньчжурской армии стали достаточны для перехода к наступлению».

Прошел слух о возможном отъезде наместника. И действительно, 26 октября Алексеев был отозван. Моральный дух армии поднялся. Все снова заговорили о победе.

Когда офицер, осуществляющий назначения в главном штабе Маньчжурской армии, предложил Деникину пост начальника штаба генерала Ренненкампфа, командующего Забайкальской казачьей дивизией, он добавил:

— Вы можете отказаться. Ренненкампф слывет за человека, который не очень дорожит своими людьми, головы у его людей не очень крепко держатся на плечах.

— Я знаю, но я с радостью приму это назначение. Господь милостив.

И вот Антон с двумя ординарцами и лошадью, везущей его скромный багаж — то галопом, то рысью, то еле двигаясь, — пробирается через горы, простирающиеся подобно спинному хребту вдоль Ляодунского полуострова, на крайнем юге которого постоянно взывал о помощи Порт-Артур.