Мой отец генерал Деникин - страница 48

Дома плохо. Старушка не встает, а с каждым днем хужеет. Идет дело к развязке. Возраст… умом мирюсь, а сердцем нет. Бесконечно жалко.

Упорные бои продолжаются. Противник (немцы) собрал на нашем фронте значительные силы. Нет того радостного настроения, что было в июне, нет того задорного порыва. Но есть твердость и ясное убеждение в необходимости продолбить немецкий фронт во что бы то ни стало. И это будет.

Асенька, милая, зачем ты обижаешь деда? Так больно и так несправедливо. Ведь его обязанности в отношении семьи кончились. Остались только права. Мне кажется, что в отношениях к матери ты не совсем права. Каждый имеет право устраивать свою жизнь, как ему кажется лучше…

Асенька, я увлекся проповедью. Это очень скучно? Правда? Рискую получить такую же характеристику, какой удостоился мой бедный друг Аркадий (отчим Аси). Быть может, слишком прямолинейный…»

6 (19) октября Ася решила переехать из Петербурга к матери и своему отчиму в Шостку. 14(27) октября телеграмма известила командующего 8-м армейским корпусом о том, что его мать умирает. Поезд, которым он ехал в Киев, опоздал на три часа. Когда Антон прибыл домой, его «дорогая старушка» уже полчаса как умерла. Глубокая боль соединилась с пронзительной радостью: приехала Ася, предупрежденная своей матерью, которая ухаживала за больной. После похорон Деникин вернулся на фронт. Он писал своей невесте:

27 октября (9 ноября) 1916.

«Дорогая моя! Последние недели имели огромное значение в моей жизни, проложив резкую грань между прошлым и будущим. Горе и радость. Смерть и жизнь. Конец и начало. Не удивительно, что я вышел несколько из равновесия, выбился из колеи.

Я перечитал твои письма. С грустью и волнением. Провел параллели. Тогда и теперь. Я был прав: писано — воображаемому, а слова, сказанные, — действительному.

Я слишком глубоко… чувствую. У меня так ясно и понятно — «да». У тебя — «может быть». В этом — твоя сила. В этом — моя слабость. Путь опасный. Но я иду без тревоги и колебаний. Потому что не может быть такое большое чувство растоптано. Потому что тогда жизнь стала бы ненужной. А уйти из нее так просто! Но если судьба только несправедлива, но не жестока, если суждено чувству и жизни быть растоптанными, то лучше, чтобы это произошло теперь. Теперь, когда боевая обстановка дает людям неограниченную возможность уйти из жизни со славой и честью.

«Мне вас жалко». Но это оскорбительно. Ты знаешь: когда 17 лет назад ломалась жизнь, я сказал: «Требую того, что мне принадлежит по праву, а милости не надо».

Мы отправляемся далеко на юг. Что-то судьба готовит.

На некоторое время круговорот писем и телеграмм будет затруднен. Для меня это большое огорчение.

Желанная моя! Так будет счастье?»

5 (18) ноября 1916.

«Послал сумбурное письмо 27… С 23-го, с небольшими перерывами, в пути. Много часов в купе, один, сам с собой, со своими мыслями. Переживаю памятью… каждое слово, сказанное и не договоренное. Довольно!

Неприветливая страна (Румыния), неприветливые люди и порядочный хаос.

Как бы я хотел, чтобы твои бросили предрассудки и переехали в Киев. Мне казалось бы тогда, что у меня уже есть свое родное гнездо».

8 (21) ноября 1916.

«Пока путь кончен. Пришлось перетерпеть много мытарств. Кругом все чужое. Дороговизна невероятная. Курс рубля низок.

Пока боевых действий нет. Погода отвратительная: снег тает, в домах густой, мокрый туман, холодно и сыро». 17(30) ноября 1916.

«Обстановка меняется, как в калейдоскопе. После прекрасных городских квартир — село, маленькое, неуютное, затертое между гор. Непролазная грязь и нищета. Оттого ли, не знаю, но люди приветливее. Работы пока мало. Читаю много. Асенька, ты любишь д'Аннунцио? Ни у кого положительно нет такого яркого, красивого, кружевного рисунка чувств, как у него. Отдел смеси: порвал связь с прошлым, постриг пряди, скрывающие голову. От этого чело стало менее смешным».

19 ноября (2 декабря) 1916.

«Ушли из своей совершенно потонувшей в грязи деревушки. Спали в городке — тоже грязном, но квартиры приличные.

20-го пришлось распечатать письмо, чтобы добавить несколько строк: опять путь далекий и опять расстраивается на неопределенное время почтовое сношение. Когда же я получу твои строки, моя милая, далекая… Мне тяжело».