Мой Пилигрим - страница 7

Нападавший вскрикнул от неожиданности. По руке попала, к локтю, — порезала одежду и, хоть лезвие и короткое, добралась до кожи.

— Ой, ребята, здороваться надо, а не тишком подкрадываться. Приняла за бандитов.

Уже без резких движений отошла к Мари, которая над своим отцом буквально распласталась и затихла, как птица над птенчиком. Телом решила прикрыть? Не эффективно. Лучше бы рядом встала, но если девчонка не проявит решимости, превратится в помеху. Пусть уж два кулька на тротуаре, чем визг и трусливое цепляние за одежду.

Двое не нападали, остались стоять там, где стояли. Странно. Отпор помог? Ошарашила я их, теперь не знают, как быть? У того, кто не пытался меня схватить, а держался чуть в стороне, вообще была написана вина на лице. Я бы обманулась, если бы эти двое по улице шли, но они ведь подкрадывались сзади, и явно хотели напасть, а не помочь. Уверена!

Раненый скривился, вытянул голую шею, и я увидела на ней полоску — татуировка походу, то ли терновника, то ли колючей проволоки. Нормальный с виду, ни за что бы за казематного сидельца не приняла. Разглядела и пальцы — обычно преступников, кто хоть раз попадался и был наказан, выдавали фаланги. Им свои же набивали татуировки геометрических фигур, чтобы распознавать потом и ранжировать от легких, до тяжких. А тут необычно — руки чистые, а шея как в ошейнике.

На миг задрала голову, поняв, почему я вдруг так хорошо могу все рассмотреть — опять луна сияла серпиком сквозь влажный туманный воздух, обливая светом наш пятачок, как сцену в театре. Так может снова рядом он — Грим? Бросила взгляд по сторонам, — никого.

Двое парней синхронно сделали шаг ближе. И снова встали в нерешительности.

А! Так они меня тоже рассмотрели, вот в чем причина! Поняли, что я девочка не простая, у меня «ордена за отвагу» на лице висят. Драться по-настоящему не хотела. Разойтись бы. С людьми, это не как с собаками, тут нападающие могут изменить свои планы, когда увидят, что визга, писка и слез не будет, а грызться до смерти — это точно! Скинула сумку, на чуть-чуть передвинула правую ногу, чтобы встать устойчивей. Хмыкнула с издевкой, даже с ленцой, сказала:

— Ладно робеть. Решили пригласить на танец, подходите ближе. А нет, гуляйте куда гуляли.

— Тио… Тио…

Мари с таким ужасом в голосе произнесла мое имя, что пришлось скосить на девушку глаза. Отец ее что ли скончался? Но та смотрела не на него, не на меня, не на парочку казематных, а в сторону, и подняла дрожащий пальчик, указывая еще конкретнее.

Мужчина был далеко, и пока читался черным силуэтом на фоне неосвещенных серых домов. Очень внушительный, огромный, широченный, и походка тяжелая. Внезапно от него, как вонь, на несколько метров вперед распространилось ощущение неминуемой физической расправы. Как будто на пути встал медведь-людоед.

— Слуга… Слуга… ты чувствуешь, Тио?!

Мари совсем сдавлено заверещала, и я очень даже поняла, о чем она. Не человек. Сгусток насилия и смерти. Слова о жирной старухе, которую новенькая видела в Трущобном районе, вдруг обрисовались мне реальной картинкой и можно было догадываться, какая аура шла от повелительницы псов…

Если это — Слуга, живыми не вылезти.

Трепет, естественно, погладил меня по всем внутренностям, и даже по позвоночнику холодным пальцем прошелся, но я встряхнулась. Не, не умру. Где тигр, там и медведь. Когда в зубы первому попала, тоже думала, что все, это конец. А вышло наоборот!

— Владелец твой что ли? — Кивнула я раненому парню, отметив с гордостью, что голос не дрогнул. — Внушает. Вы, наверное, дружно все на колени падаете, когда он вас за поводок дергает?

Молчание, но в глазах что-то мелькнуло. Блеск ложной самоуверенности, блик из-под маски, скрывающей лицо раба или пленника чужой воли. Даже жалко стало. А, может, они на самом деле хорошие парни? Как те собаки — добрые псы?

Я облизнула сухие губы и свистнула, призывно махнула ладонью:

— Эй, животное! Быстрее идти нельзя? Мы тут, походу, все тебя ждем!

Мари тихо-тихо заскулила и сжалась в комочек рядом со своим слабо стонущим папой. Всю одежду изгваздала. Съежилась, как мышка, желая исчезнуть. Но все равно храбрая — не вскочила и не побежала. Отступать ведь есть куда — дальше по улице, можно на помощь звать, хоть никто в своем уме не выйдет. Можно только себя спасти, было бы правильно.