Мой Пятигорск - страница 16

В Пятигорске Алябьев встречается с прибывшей вслед за братом сестрой Екатериной и любимой им женщиной В.А. Офросимовой (до замужества Римской-Корсаковой), впоследствии ставшей его женой. «Пятигорск, 17 июля 1832 года» — эта дата стоит на рукописи романса «Тайна», сочиненного в те дин на слова А.Ф. Вельтмана и посвященного Е.А. Офросимовой.

Жандармы и здесь не забывают о своем «подопечном». В ведомости «о состоящих под надзором Пятигорской городской частной управы» значится имя бывшего подполковника Алябьева, прибывшего «для пользования глазной болезни на минеральных водах». Из этих же документов видно, что Алябьев 15 августа выехал из Пятигорска на Кислые Води и пробыл там целый месяц. С интересом изучал он самобытную музыкальную культуру Кавказа, Записывал и запоминал напевы горцев, жадно вслушивался в мелодии, исполняемые на кабузе.

В нотных тетрадях Алябьева встречаются записи черкесских танцев и хора, различных песен — плясовой, «хищнической» и других. Есть и наброски «Черкесской увертюры», в которой он пробовал дать широкое симфоническое развитие характерной народной мелодии. На темах кавказского песенного фольклора построена его «французская кадриль из азиатских песен», где использованы национальные мелодии - черкесская, азербайджанская, кумыкская.

Эти опыты весьма скромны и далеки от подлинно народных горских мелодий, все же они сделаны по здешним впечатлениям и интересны как самые первые попытки воплотить в музыке песенный фольклор Кавказа («Лезгинка» М.И. Глинки появилась гораздо позже).

13 сентября он вернулся в Пятигорск и вскоре выехал в Ставрополь, где зимой сочинил романс «Узник» на стихи Пушкина. Создается и романс «Сижу на береге потока» на слова Дениса Давыдова. На заглавной странице нотной тетради помечено: «Ставрополь, 1833 год».

Скоро, однако, состоялось высочайшее повеление — «отправить Алябьева на жительство в Оренбург». А.А. Вельяминов пытался отсрочить отъезд композитора с Кавказа. 7 апреля 1833 года лечащий Алябьева инспектор Кавказской врачебной управы доктор Фр. Гефт выдал ему свидетельство: из-за простуды «необходимо нужно ему, Алябьеву, воспользоваться в наступающем курсе кавказскими миигральными водами». Сообщая об этом Бенкендорфу, Вельяминов просил разрешить ему зачислить Алябьева «на службу по гражданской части», мотивируя это тем, что «в Кавказской области ощущается большой недостаток в образованных чиновниках; вступить же на военную службу Алябьев не может ввиду своего расстроенного здоровья».

Не дожидаясь ответа (а от гласил: «Приказано оставить без производства»), Вельяминов решился на смелый шаг: он собственной властью отправил Алябьева 6 июня 1833 года в Пятигорск, чтобы тот смог пройти там новый курс лечения.

После второго лета, проведенного Алябьевым на Водах, Вельяминову все же пришлось отправить его в Оренбург. Новая ссылка, новые печали и горести. Но рядом с болью и невзгодами жила радость 20 месяцев творческого труда и общения с близкими в «теплой Сибири».

Вершиной творчества композитора в эту пору стал сборник песен и романсов» вышедший в 1834 году под названием «Кавказский певец». На нотной обложке изображены гора Машук и раскинувшийся у ее подошвы Пятигорск. Особенно замечательны в сборнике кабардинская песня «На Казбек слетались тучи» со словами А.А, бестужева-Марлинского, грузинская песня «Плачет дева гор», с текстом Л.А. Якубовича, и «Ясны очи, черны очи» на слова часто бывавшего в те годы на Водах поэта Д.П. Ознобишина, автора нескольких чудесных стихотворений о Пятигорье, Значительное место среди широко известных творений Алябьева заняла первая в истории музыки кавказская опера «Аммалат-Бек» на сюжет одноименной повести декабриста А.А. Бестужева-Марлинского. Для оперы, либретто которой написал А.Ф. Вельтман, Алябьев широко использовал свои кавказские записи.

Кавказская тематика завладела Алябьевым уже до конца жизни. Он по праву стал кавказским певцом.

Приближаясь к Пятигорску, мы увидели "...фантастическую громаду скал, разбросанных в самом оживленном порядке. Лесистые или торчащие голыми зубцами, они жмутся, теснятся... к величавому Бештау, который, возвышаясь, гордо рисуется на синеве небес или, скрываясь порой в туманах, выказывает вершину свою над облаками". Так описала Е. Ган великолепные окрестности нашего города в своей повести "Медальон".