Мой сын Леонид Невзлин - страница 7
- Что-то ты не похож на больного, - сказала я, в душе радуясь тому, что мы можем быть вместе эти дни.
Борис засмеялся. Ему не хотелось говорить правду, но мне удалось выпытать «историю его болезни». Оказывается, у него под мышкой образовался нарыв, и врачи решили, что не может сварщик работать с такой болячкой.
Мы практически не расставались. На второй день вечером он совершенно неожиданно сделал мне предложение. Я была удивлена и даже чуточку растеряна, но в принципе не возражала и сразу дала согласие. Всё это может показаться странным и даже в какой-то степени неправдоподобным. Признаться, я сама очень часто пыталась разобраться, как так получилось, что мы, едва познакомившись, практически сразу признались друг другу в наших чувствах и решили пожениться. Ведь мы были совсем молодыми людьми, не искушенными в жизни.
Пожалуй, дело в том, что мы сразу поверили друг другу, и за все эти годы ни один из нас не дал ни единого повода усомниться в правильности нашего выбора. Его чувства ко мне, его желание стать моим мужем были для меня очевидны и естественны. Да и мои чувства, и моё желание стать женой Бориса тоже были для меня очевидны и естественны. Меня ничто не удивляло и ничто не вызывало сомнений.
- Вы же едва знакомы! - воскликнула Зоя.
Не помню, что я ей ответила. Мне казалось, что мы с Борисом знакомы уже давно и знаем друг о друге абсолютно всё!Я была уверена в нем! И это было самым главным. Я знала, что мы оба поступаем правильно.
Борис рассказал родителям обо мне и о том, что сделал мне предложение. Они, конечно, захотели познакомиться с его избранницей.
На третий день вечером я надела белое платье, и мы с Борисом пошли к нему домой: Феодосия, Беломорский переулок, дом 8, первый этаж, кв. 1. Это адрес, по которому проживала семья Бориса.
Маму Бориса звали Рахиль Захаровна (Залмановна), отца - Иосиф Борисович Невзлин. Он был профессиональным военным, офицером, комиссаром.
Борис Невзлин
Отец мой был детдомовский. Когда-то в Смоленске был организован еврейский детский дом. Там он жил и учился, окончил семь классов. В то время семь классов образования считались вроде как академией. Руководители партийной организации направили его в Ленинградское высшее военно-политическое училище. Так он попал в армию, в береговую оборону.
Мы познакомились. В центре гостиной стоял круглый стол, мы сели. Иосиф Борисович стал задавать вопросы, на которые я должна была отвечать. Вопросы были самые разные, и, честно говоря, наша беседа больше напоминала допрос.
Оказалось, что Борис тоже из еврейской семьи. Была ли национальность важным моментом для нас? Сложно сказать, но наша национальность послужила тем самым мостиком, который сблизит наших родителей при первом знакомстве.
Вопросы Иосифа Борисовича наконец закончились, и больше никто ничего не спрашивал. Борис был совершенно спокоен, Рахиль Захаровна мне ласково улыбалась, а озорной взгляд его младшей сестры Светы говорил о том, что собеседование с Иосифом Борисовичем я прошла успешно.
Утром следующего дня я позвонила домой в Москву и сообщила о том, что встретила молодого человека по имени Борис. Сказала, что мы полюбили друг друга и решили пожениться. Наступила долгая пауза. Мама молчала. И я поняла, что она очень расстроена. С папой по телефону я не говорила, но было ясно, что он нервничает. Мама мне потом рассказывала, что папа, как человек эмоциональный, очень разволновался. Маме пришлось его успокаивать. «Ничего страшного, - говорила она, - может быть, всё это хорошо...» Волнение передалось и мне, занервничал и Борис. Чуть позже папа сообщил, что в начале августа они с мамой приедут в Феодосию. «У нас путевка в Гурзуф, - сказал папа, - так что мы заедем и познакомимся с будущими родственниками».
Я, конечно, переживала, когда встречала родителей в Феодосии. Они приехали прямо на улицу Семашко, где мы их ждали вместе с Борисом. И оттуда мы все вместе пошли к родителям Бориса. Вошли в квартиру, наши родители познакомились, как-то быстро перешли на идиш. Папа ведь был родом из белорусского местечка и хорошо знал идиш. И вот они заговорили на идиш, на лицах сразу появились улыбки, и я успокоилась.