Мой волшебный фонарь - страница 30

— Знаешь, это какой-то кошмар… — ответил он с неподдельным отчаянием в голосе.

— Почему?

— Она похожа на старичка из нашего газетного киоска. Такая же лысая, только щетины нет. И сморщенная, как смятая скатерть. Одно слово: кошмар… — повторил он. — И вся беда в том, что Глендзен это видит — вот и верь, что любовь ослепляет человека. Прекрасно все видит, к сожалению. Пани Глендзен у него спросила: «Ну как тебе нравится сестричка? Красивая, верно?» Бедняге Анджею ничего не осталось, кроме как промычать что-то невразумительное и отвернуться. Серьезно, Яна, она просто уродина. Наша Агата и то больше похожа на человека! Я думал-думал, как бы утешить Анджея, и говорю: «Брось, старик, у нее по лицу видно, что человек хороший. Посмотришь, девчонка будет в полном порядке!» Он только кисло улыбнулся и сказал: «Может быть!» Да и в самом деле, разве можно угадать, что вырастет из этих несчастных трех килограммов?

Немного помолчав, Ясек добавил:

— Когда я в прошлом году жил у Лёлека в деревне, я однажды нечаянно придавил лягушку. Знаешь, почему я сейчас об этом вспомнил? Потому что сестра Глендзена плачет точь-в-точь как лягушка, когда на нее наступишь. В опере ей петь не придется, и у нашего учителя музыки больше пары в четверти не получить.

— Агате девочка тоже не понравилась?

— Наоборот, очень понравилась. Она еще там осталась, а я почувствовал, что больше не выдержу, меня мутить стало от вида этого прелестного младенца. Пани Глендзен позволила Агате подержать эту каракатицу на руках вместе с кульком, в который она засунута. Я бы не смог этого сделать, честное слово. Даже через тряпку! Я б ее уронил, как только она бы разинула рот без единого зуба и начала орать! И лежать бы ей, бедненькой, на полу!

— Ты сам такой был!

Ясек посмотрел на меня с негодованием.

— Неправда, — сказал он. — Вот это… это неправда!

Немного погодя я увидела, как он подошел к зеркалу и долго приглядывался к своему отражению.

— Конечно, может, я и не большой красавец, — признался он наконец, — но если ты говоришь, что я был таким же, значит, ты просто не в состоянии себе представить, на что похожа сестра Глендзена!

Агата стояла у окна и смотрела на сквер перед домом. Мне с кровати видны только кусочек неба и верхушка каштана, Агата же видит гораздо больше: другие дома нашего микрорайона, газон со свежей травкой, расставленные вдоль него скамейки и деревца, посаженные в прошлом году.

— Знаешь, — сказала Агата, — есть места, с которыми я срослась. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Я понимаю. У меня тоже есть такие места: я чувствую себя настолько прочно с ними связанной, будто сама давно стала их нераздельной частью.

— Мне бы хотелось отсюда уехать, — продолжала Агата. — Мне хочется увидеть сибирскую тайгу, Амазонку, Сахару, Альпы. Но куда бы и когда бы я ни попала, я всегда буду твердо помнить одно: мое место на земле здесь. Вон тут, между каштаном и молодыми кленами. И знаешь что? — повернулась она ко мне. — Меня всегда будет тянуть сюда обратно.

На лице у нее было написано удивление, словно ей самой это только что стало ясно.

— Короче говоря, — заметила я, — космополита из тебя не получится.

— Не получится, — согласилась Агата. — У человека должна быть своя родина!

И неожиданно рассмеялась вслух.

— Чему ты смеешься?

— Я вдруг вспомнила, как сегодня на уроке обществоведения наша Иська одним махом сразила тридцать человек.

— Как же это ей удалось?

— Очень просто, — ответила Агата и принялась рассказывать мне о том…

Нашей учительнице по обществоведению иногда приходят в голову чрезвычайно странные идеи. Про историю с песком я уж не говорю, — впрочем, тогда это скорее была наша идея. Кстати, как все утверждают, на следующий день она толкнула блестящую самокритическую речь. Вполне возможно — я сама не слыхала и очень жалею, потому что в нашем классе такое услышишь не часто. Иногда, правда, Генек Крулик выступает с самокритикой, но только когда ничего другого ему не остается. Причем покаянная речь, которую он выпаливает одним духом, предварительно вбивается ему в голову его мамашей: «Скажешь то-то и то-то, в таких-то словах извинишься, в таких-то пообещаешь исправиться». Не могу сказать, что эта самокритика — крик души Генека, скорее плоды жизненного опыта его мамочки.