Мой волшебный фонарь - страница 48

стр.

Потом учительница велела мне встать с пола и сказала, что не понимает, почему у нас развязываются языки, только когда мы остаемся с ней с глазу на глаз, а на уроке, в классе, ни из кого слова не вытянешь, все сидят воды в рот набравши, что ее приводит в полное отчаяние. Тем временем я вылезла на свет божий из-под парты Луцека Турчинского, выбросила корки в мусорную корзину, взяла свою сумку — в классе все было в порядке, и только на минутку остановилась на пороге, чтобы попрощаться. Честно говоря, мне хотелось подойти к учительнице, сказать ей что-нибудь приятное… Сколько раз я сама доводила ее до полного отчаяния! И я чуть не сделала шаг в ее сторону, но что-то меня удержало — все-таки Клаудиа очень на нее похожа.

* * *

Агата закончила свой рассказ, но спиц не отложила, видимо, специально для того, чтобы и мне задать вопрос:

— Ты понимаешь, почему я так озаглавила свой рассказ?

— Человечество любит людей, которые любят человечество?

— Да. Мне показалось это название подходящим, потому что… — Агата заколебалась, но, собравшись с духом, отважно закончила: — Потому что, вообще-то говоря, учительницу по обществоведению у нас все очень любят.

Дни идут, уходят сутки

Вот он, труд наш ежедневный

Наше малое строенье,

Труд упорный, неизменный,

Неустанное творенье.


Дни идут, уходят сутки,

Вёсны, осени минуют,

И поток вседневной сути

Мы в ладонях формируем.

К.-И. Галчинский[10]

Агата притащила ко мне в комнату кошелку с картошкой и коробку от своих новых сандалий, которую она приспособила для картофельных очисток. Мы собираем очистки, а пани Капустинская потом отвозит их своей двоюродной сестре в деревню. Время от времени в знак благодарности мы получаем оттуда чудесный деревенский творог.

— Я считаю, мы не должны брать у них творог, — сказала Агата. — Это непорядочно. Другое дело, если б мы эти очистки от себя отрывали ради подыхающих с голода поросят. Неужели нельзя оказать другому мелкую услугу просто так, за спасибо, не рассчитывая на творог? И еще я не могу понять, какого черта печатают в газетах благодарности! Это ж надо придумать: человек человека благодарит за внимание, доброту, а часто просто за исполнение своих обязанностей. Например: приношу сердечную благодарность любезной телефонистке с междугородной телефонной станции за быстрое соединение с Гданьском. Или: выражаем благодарность доктору Икс за заботу о покойном Михаиле Эн. Так ведь любезная телефонистка обязана быстро соединять абонента с Гданьском. И забота о смертельно больном Михале Эн вплоть до его последнего вздоха — прямой долг доктора Икс!

— Не забывай, что иногда люди делают чуть больше, чем приказывает долг. И за это потом благодарят друг друга, — перебила я Агату.

— Если они могут сделать чуть больше, значит, и чувство долга у них должно быть развито чуточку сильнее. Я считаю, мы не должны брать творог у родственников пани Капустинской! — сердито заключила Агата. — И вообще стоит ли из-за дурацких очисток затевать спор!

И она с негодованием швырнула картофелину в кастрюлю с водой.

— Кстати, ты не заметила, что труднее всего в жизни приходится порядочным людям?

— Почему? — удивилась я.

— Посмотри на меня.

Я посмотрела. Моя сестра орудовала ножом с нескрываемым раздражением.

— Ты видишь, чем я занимаюсь?

— Конечно, вижу!

— А знаешь, почему я это делаю? Потому что все-таки стараюсь быть порядочным человеком. Мама может не сомневаться, что я почищу картошку, если она меня об этом попросит. А на Ясека ей трудно рассчитывать. Ясек способен с ходу придумать десять тысяч неотложных дел, одно важней другого. Ему не до картошки. Он у нас, как выяснилось, высокосознательный. За порогом дома, разумеется. А дома любое занятие, кроме поглощения обедов, завтраков и ужинов, для него крайне обременительно. Я, может, и не кажусь такой высокосознательной, но, клянусь тебе, Яна, у меня язык не повернется отказать маме, если она меня попросит что-нибудь сделать. А Ясек запросто откажется. С таким невинным видом и грустными глазами, что мама еще его пожалеет; ей даже в голову не придет, что ее просто-напросто надувают! Зато мне она потом скажет: «Знаешь, Ясек совсем замотался, на него свалилась уйма всяких дел, и он никак не может мне помочь. Но я думаю, ты вместо него это сделаешь, верно, детка?» И «детка», засучив рукава, делает. Такова участь порядочного человека! Я даже не пытаюсь бунтовать, потому что, если я только пикну, мама, ни слова не говоря, возьмет и сама все сделает. А со школой что получается? Порядочный человек — я опять-таки себя имею в виду — учится, потому что должен, потому что понимает, насколько это важно — без образования далеко не уедешь, разве что на чужой телеге. А наш драгоценный Ясек предъявляет претензии к родителям — зачем, мол, они заставляют его учиться! Никакой необходимости он лично в этом не видит. И учится только по принуждению! Ну, и может, отчасти ради того, чтобы не ударить в грязь лицом перед Клаудией. Пожалуй, еще ради ребят из педагогической пустыни — он понимает, что предводитель шайки, который сидит по два года в одном классе, не больно им нужен! Погляди, здорово я расправилась с картофелиной? Не отрывая ножа, одним махом! А ты заметила, как бабуся до сих пор чистит картошку? Тоненько-тоненько. И мама, когда не торопится, тоже. Это у них еще с войны осталась такая привычка. Все меняется на этом свете, — вдруг философски заметила Агата, — даже привычки. Но больше всего меняются люди, правда?