Мой зверь безжалостный и нежный - страница 5
— Конечно! — уверенно воскликнул он. — А как иначе-то? Надо послушать, как движок на ходу работает. Надо подружить его с аппаратурой и коробкой. Другого-то способа нет.
Ромка был так возбужден, что чуть ли на месте не подпрыгивал.
— А что, просто так, без этого, не послушать? Не подружить?
— Это не то! Пойми ты, я дофига времени на эту тачку ухлопал… И там такие серьёзные люди… Если что не так будет, приедут разбираться — мало не покажется. Пойми же, мне надо… Надо мне!
— Хорошо, а до утра не подождёт? Ну очень поздно же.
— Да надо-то всего круг сделать по Юбилейному. Долго, что ли?
— Вот завтра утром и сделаешь. А сейчас пошли домой.
5
— Всегда ты так, — сразу же сник Ромка.
Ой нет, он даже разобиделся. Рывками начал сдёргивать с себя спецовку, затем комбинезон. Рабочую футболку швырнул в сторону как гранату во врага. А когда натягивал джинсы, вообще отвернул вбок лицо, полное трагизма. Нахмурился, губы поджал, ноздри раздул.
— Ром, ну что ты как маленький, ей-богу, — с укоризной произнесла я. — Обиделся… На что? Правда ведь уже поздно.
— Да ты не понимаешь! Мне надо проверить, всё ли в порядке. Утром уже за ней приедут хозяева. Нет, можно и с утра. Но кто будет проверять? Пацаны, а не я. Потому что мне Михалыч сказал прийти завтра к обеду. Разрешил отоспаться за то, что я допоздна тут возился. И когда ещё у меня будет шанс прокатиться на такой тачке? Да никогда! Я же не угнать её собрался, а обкатать! И протестировать. А ты…
Ромка так на меня посмотрел, словно он собрался в небо, а я ему крылья обломала.
— Ну, ночь же, — сказала я уже мягче. — А если с машиной что-нибудь случится? У вас тут даже фонари вон не светят. Темнота такая.
— А фары на что? И что вообще может случиться?
— Не знаю… ну, авария или сломается что-нибудь, мало ли.
— Какая авария, Мариш? Сама же сказала — ночь. Дороги пустые. И ничего она не сломается. Ты кем меня считаешь? Я машины чиню, а не ломаю.
Я молчала.
— Ну? — Ромка посмотрел на меня, как голодный щенок, у которого из-под носа увели косточку.
— Ладно, — нехотя, с тяжёлым сердцем, уступила я.
Ромка, хохотнув, порывисто кинулся ко мне, подхватил на руки, крутанул. Потом бережно поставил на цементный пол и даже стряхнул с плеча невидимую пылинку.
— Ну что, красивая, поехали кататься? — Ромка галантно распахнул передо мной дверцу мерседеса.
— Ром, один круг и домой, да?
— Конечно! — Он вразвалочку обогнул капот.
Боже, у него даже походка изменилась. Так, наверное, по его представлению, ходят хозяева дорогих тачек. Как ещё пальцы веером не растопырил. Я, не удержавшись, хмыкнула. Всё-таки эти парни как дети малые. Но Ромка в ответ лишь счастливо улыбнулся, усаживаясь рядом на водительское место.
— Эх, прокачу! — залихватски выпалил он, подмигнув мне.
— Ну уж нет. Давай как-нибудь без эх.
— Мариш, ты свой пед ещё не закончила, а уже училка до мозга костей.
— Ах, училка? В таком случае давай-ка, Чичерин, сюда дневник, двойка тебе за поведение.
Ромка засмеялся, положил тёплую шершавую ладонь мне на колено, огладил. Затем рука его поползла вверх по бедру настолько, насколько позволяла узкая джинсовая юбка.
— Марина Владимировна, вы сегодня такая строгая и такая м-м-м… — Он многозначительно улыбнулся, не договорив. Только причмокнул языком. Взгляд его слегка затуманился. Он посмотрел на приборную панель, словно решая, ехать или заняться чем-то поинтереснее. Потом всё же завёл мотор.
Ночные дороги и правда были пустынны. Лишь изредка проносились навстречу одинокие машины. Впрочем, что удивляться — спальный район.
Ромка включил радио.
— Не люблю шансон, — поморщилась я, услышав уже надоевший до икоты «Владимирский Централ».
Ромка как раз один шансон и уважал, но уступил — поймал Европу Плюс.
— Как тихо падал дождь вчера, он знал, что ты придёшь вчера… — подпевала я Алсу, расслабившись.
В этом действительно была волнующая смесь безумия и романтики — ночь, огни, дорога и больше никого. Ну, почти никого.
Ромка съехал с Юбилейного кольца, а я даже не заметила. Опомнилась, когда мы подпрыгнули на какой-то кочке.