Моя дорогая Баттерфляй - страница 10

стр.


ТВОЙ ВАЛЕРА

Письмо восьмое, не отправленное, 29 декабря 1982 года

Сев писать это письмо, я почти сразу понял, что не оправлю его Любе, а сохраню для себя. Пусть будет моим опытом в эссеистике, чуть ли не первым опытом самостоятельного письма, так я решил. Не знаю насчет эссе, потому что в основе этого – мои дневниковые записи, которые я вел до сегодняшнего дня. С некоторыми исправлениями обрамляю их в подобие текста, сижу, стучу на печатной машинке, переписываю на белые листы бумаги. Признаться, сам процесс доставляет мне неожиданное удовольствие, словно я открыл для себя что-то новое. Я и правда открыл! До этого я никогда не писал о себе, никогда не мнил себя, так сказать, литературным героем. А тут на тебе! Ну, если честно, я и сейчас не считаю себя таковым, но, признаюсь, это волнующий и увлекательный процесс – видеть, как оформляются твои мысли, выстраиваются в текст, в подобие литературного произведения, и герой всего этого – ты сам.

Написав Любе про Федю, я вдруг захотел отправиться на нем в путешествие. Вот так, с бухты-барахты, решил, что надо посмотреть на Ниагарский водопад и заехать в Штаты.

Кстати, когда накатывает суицидальная волна из-за чувства вины перед Любой, я с мазохистским наслаждением представляю, как было бы здорово на своем верном Феде впилиться в стену, ну, или хотя бы (Хотя бы! Ну я и шутник!) с моста слететь. Но для этого надо в Нью-Йорк, на Бруклинский мост, и оттуда пикировать. Или, что еще лучше и романтичнее, да и в какой-то мере экзотичнее, с Золотого моста в Сан-Франциско. Проехать все Штаты от края до края и поставить точку на краю океана; на другой стороне – Камчатка, Курилы, Владивосток, Страна Советов, родной и ненавистный совок… Но нет, не сделаю я такого, все это мое воспаленное сознание, я стал гораздо стабильнее в психологическом плане, особенно в этом на меня повлиял Федя. Уж кого, а его я никогда не смогу подвести. Это как предать лучшего друга.

Но оставим этот декадентский бред, а вот в USA надо бы и правда смотаться. Ни разу там еще не был! Все короткие отпуска (я брал максимум три дня, больше не хотелось, и даже они тянулись ужасно долго, нечем их было занять) проводил здесь, в Канаде, точнее, в Квебеке, это так провинция называется, в которой Монреаль; даже в Торонто ни разу не съездил… Да, решено, буду просить «длинный» – как минимум на неделю – отпуск. Сначала в Торонто, после этого на Ниагарский водопад и оттуда в Штаты, в Нью-Йорк.

Сказано – сделано: попросил недельный отпуск на радио, его дали без проблем, потому что в канун Рождества (до него всего-то неделя осталась), когда все разъезжаются, меня традиционно ставят затыкать дырки в эфире; я для них – холостяк, якобы еще в СССР развелся, пришлось такую легенду сочинить, но за нее, как видите, приходится и отдуваться. Я к этому привык, мне даже нравится работать в эти дни – спокойно, из редакции никого практически, кроме старой девы Марьи Ивановны; ее тоже всегда оставляют, все равно ей делать нечего, да и живет близко, она славная, совершено беззлобная старая девушка, слова плохого никому не скажет, настоящая белогвардейская интеллигентка, чудом уцелела в месиве Гражданской войны, в свои 87 лет бодра и жизнерадостна, как будто ей лет 45, не больше, отличная память… Мне с ней хорошо и интересно, она все время рассказывает истории из жизни, которых у нее море, да такие захватывающие, хоть роман пиши… Я, если честно, всегда хотел узнать, как она умудрилась остаться девственницей в такие бурные времена; как ее не оприходовал ни один красноармеец или еще кто, тот же белогвардеец? Они ведь тоже разные были, далеко не все ангелы. Стесняюсь ее про это спросить. Да и не так важно это, когда рядом есть такой замечательный человек. Остальные мои коллеги, как я уже говорил, мне гораздо менее симпатичны. Неопрятные, все как на подбор с обсыпанными перхотью плечами, в нелепой одежде, они живут исключительно ненавистью к СССР. В этой ненависти – весь смысл их жизни.

Но я отвлекся от своей истории. Так вот, встав рано-рано утром, я залил побольше бензинчика в прожорливого Федю и – в путь. Все напевал эту советскую песню – «В дорогу дальнюю, дальнюю…», пристала ко мне, невозможно было отделаться от нее, мурлыкал ее все время, пока ехал. Довольно рискованное предприятие я затеял, недавно сел за руль и уже собрался в такой дальний путь. Но, надеюсь, доеду. А нет – так нет. Я ко всему готов. Главное – других людей не угробить. Мне-то по большому счету все равно, а вот за остальных не надо ничего решать.