Моя "крыша" – Кремль - страница 26
– Ага, дальше!
– И еще при разговоре присутствовал молодой следак.
– Не Артемом случайно его кличут?
– Верно.
– О чем спрашивали?
Иван Алексеич пожал плечами.
– Ну а как ты сам, думаешь, Петр? Про Литвинова спрашивали. Ты, должно быть, в курсе, что он в бегах? Насколько я понял, их интересует практически весь наш высший менеджмент.
– Который неожиданно для кое кого почти в полном составе оказался за рубежом?
– Речь идет о пяти, максимум шести личностях, – уточнил Иван Алексеевич. – Прокурорские изъяли наш сервер, всю нашу базу данных загребли, ни одного клочка бумаги на развод не оставили! Вот. Еще что? Такая вот неожиданная тема: Губанов поинтересовался, не было ли команды прослушивать федеральных чиновников? Он даже назвал одну фамилию – Серебрянский. Кстати, слышал, какую новость о нем запустили?
– Да, слышал.
– Смахивает на инсценировку?
– Да кто его знает, – уклончиво заметил Лещенко. – А вообще дела хреновые, Иван Алексеич, очень даже неважно все обстоит.
Он еще раз сверился с наручными часами: в аккурат в тот момент, когда секундная стрелка завершила свой последний оборот – они проговорили ровно час времени, – со стороны прихожей до их слуха донесся звук отпираемой снаружи двери.
– Что за ерунда?! – повернув голову на подозрительные звуки, доносящиеся в гостиную из прихожей, с невольной тревогой в голосе сказал экс гэбист. – Тебе не кажется, Петр, что кто то пытается вскрыть входную дверь? Или… ты что, дал кому то ключи от "явки"?
Он медленно повернулся к Лещенко и увидел черный зрак пистолета, который смотрел ему прямо в переносицу.
– Сидеть! – процедил эфэсбэшник. – Руки на подлокотники! Учти, у меня был очень трудный день, так что не стоит испытывать мои нервы!
Иван Алексеевич посмотрел на него затравленным зверем, правая его рука незаметно – так ему, наверное, самому казалось – сползла с подлокотника… Но уже спустя мгновение человек, внезапно появившийся в гостиной, зашел к нему сзади и ловко – вперехлест – набросил ему на шею удавку.
Полковник, надо сказать, отчаянно пытался сопротивляться: толкнув ногой журнальный столик – в направлении коллеги, который, впрочем, к этому был готов, – он, пытаясь запустить пальцы под захлестнувшую горло удавку, одновременно отшатнулся всем телом назад. А когда эта затея не удалась, из последних сил, набычившись, опрокинул кресло вместе с самим собой набок, очутившись таким образом на полу…
Ну и что из того? Миронов все равно упорно делал свое дело: взгромоздившись на спину жертвы – полковник и сам не заметил, как тот оказался сверху, – еще чуток придушил ее для верности, а потом, когда "рыбина" перестала изо всех сил колотить хвостом, убрал удавку и пустил в ход наручники.
– Ну и здоров, кабанище, – отдуваясь после короткой, но яростной схватки, сказал Миронов. – Центнер веса, наверное, в нем будет?
Эфэсбэшники поставили мебель обратно на свои места, после чего сообща усадили своего обеспамятствовавшего и закованного в браслеты старшего коллегу в одно из кресел.
Обыскали, выложив изъятые предметы на журнальный столик. Лещенко выковырял из пачки сигарету, закурил, после чего с подозрением посмотрел вначале на безвольно опустившего голову коллегу, затем на своего подручного.
– Ты, часом, Мирон, не задушил его с концами?
– Все путем, командир. Вон, у него веки подрагивают…
– Не знаю, что у него там "подрагивает", но давай ка приведи его в чувство!
Миронов пнул свою жертву носком по лодыжке, потом – ради верности – дал еще легкую зуботычину.
– Открывай глаза, сука! Не фига тут прикидываться дохлым бараном!
Полковник что то прохрипел, заворочался в кресле, затем и вправду открыл глаза.
Дождавшись, пока выражение его глаз станет более или менее осмысленным, Лещенко кивнул на изъятые предметы: на журнальном столике лежал такой же, как у него, "ПСМ" в компактной поясной кобуре и портативный цифровой диктофон, который Алексеич держал в специальном чехольчике на поясе, надеясь, очевидно, что под объемистой клетчатой кофтой это вот хозяйство будет не так заметно глазу.
– А ты, Иван, оказывается, тоже явился на "стрелку" при стволе! А я тебя всегда числил за интеллигентного человека.