Моя мадонна / сборник - страница 26
И женщина снова зарыдала, грубыми рукавицами размазывая по лицу слезы.
— Сними-ка рукавицы, нянюшка, покажи руки! — сказал Петр.
Она сняла, и Петр увидел покрасневшие руки, все в прыщиках, из которых сочилась жидкость. Между пальцев темнели застарелые корки.
«С такими руками действительно невозможно находиться в барских покоях, особенно при детях», — подумал Петр.
— Экзема это. Лекари городские не умеют лечить такое заболевание… Она у тебя, верно, давно.
— Давно, сынок, с детства, только все не шибко было, так, чуток. А когда и совсем проходило. Барыня-то и не примечала.
— Ну, а смерть барина горем на всех обрушилась. И на тебя также. Вот хуже и стало.
— Горем, горем, сынок, — снова заплакала женщина.
— Завтра приди в этот час, дам я тебе лекарство.
— Неужели вылечишь, сынок? — обрадованно спросила женщина, вся устремляясь к Петру.
Петр подумал: «Вылечу ли, не знаю. Но она должна верить. Это поможет и ей и мне».
— Непременно вылечу.
Женщина снова заплакала и упала на колени.
— Ну поди, поди, — поднимая ее, тихо сказал Петр.
И когда она ушла, он закрыл на крючок дверь, достал корзинку с травами и стал выбирать нужные и мельчить их в деревянной плошке.
«Обещал вылечить, значит, должен вылечить, — сказал он твердо сам себе. — В нашем роду немало чудес сделано. Да и чудеса ли это? Просто поколение за поколением наблюдало, интересовалось, думало да людей любило. Вот и вся мудрость. Обещал вылечить — вылечу».
Больная наведалась на другой день, получила лекарство, а через две недели снова в потемках пришла к Петру. Был дома и Софрон.
Женщина без стука открыла дверь и с громким плачем опять повалилась в ноги Петру, срывая варежки и протягивая к нему руки с розоватой, свежей, очистившейся кожей.
Потом, когда она успокоилась, стала рассказывать, обращаясь почему-то больше к Софрону, чем к Петру, как она мазала руки, как первый и второй день стало хуже, а на третий полегчало. Барыня согласилась недельку подождать, не отправлять ее в Михайловское. Барыне не хотелось разлучать детей с няней. Не хотелось и самой расставаться с ней.
— Мне-то нечем заплатить тебе, сынок. Вот рази крестик этот возьми — мужнин был, — протянула она серебряный крестик на медной цепочке.
— Не надо, я и так рад, что помог тебе, — отказался Петр.
— Ну и ладно, — поспешно согласилась женщина, — память же у меня одна от мужика осталась. — И она торопливо спрятала крестик в карман. — А вот барыня вроде бы и не скупая, а деньгами тебя не одарила. Барышне Александре Николаевне сказала, чтобы нашла она в кабинете Лександра Сергеича книгу и передала тебе.
Из-за пазухи она вытащила завернутую в бумагу книгу.
Петр трясущимися руками развернул посылку.
«Учебник медицины», — прочитал он. Боже мой! Двойное счастье! Послала она! В такие минуты вспомнила о нем! И такую книгу!
Он забыл о женщине, забыл о Софроне, подошел к столу, на котором стояла в подсвечнике свеча, и стал перелистывать подарок. Вот и не надо было вырывать рисунок из книги доктора. Не надо было копировать его месяцами. Это самое анатомическое изображение человека здесь было. Да и каждый внутренний орган на отдельной странице.
— Какое счастье! — не в силах сдержать радость, сказал он. — Какое неожиданное счастье! — Он повернулся к женщине: — Скажи барыне большое спасибо. — Он помолчал и добавил: — Скажи, что век ее не забуду, кланяюсь ей в ноги и молю бога, чтобы легче ей было пережить свое несчастье. А ты сама меня отблагодари тем, что всегда будь радива к барыне и ее сироткам.
Женщина мелко-мелко закрестилась:
— Вот те крест святой, сынок, все сделаю, ночи спать не стану, блюсти буду и деток и барыню.
Когда она ушла, Софрон долго и шумно удивлялся мастерству Петра. Так хотелось ему бежать к народу, рассказать эту новость. А потом вдруг остановился среди комнаты и сказал:
— Однако же не пойму я, чё ты печешься о пушкинской барыне? Вроде на бар ты неласково смотришь. Да и барыня Пушкина грех-то какой на душу взяла — через нее муж помер. А ты — «всегда будь радива к барыне»!
Петр не стал оправдываться. Молча махнул рукой, закрыл дверь и снова взялся за книгу.