Моя милая пухляшка - страница 4

Она открыла рот, поражаясь его грубости и истерично закричала:

— Ты… Ты наглый, гадкий, мерзкий! Дурак! — её губы нервно дернулись, а на глаза навернулись слёзы.

— Ну ладно, не дуйся. — Он вдруг заулыбался. — А то твои милые щёчки не пройдут в двери.

Это было последней каплей. Весь её день, да нет, что уж там, вся её жизнь была полным дерьмом. А этот хам без зазрения совести добавил ещё кучку. Так сказать, забил последний гвоздь в крышку гроба. Завершил картину маслом. Водрузил вишенку на тортик. Гермиона всхлипнула и уткнулась в свои ладони, громко рыдая.

— Чёоорт! — послышался тягучий голос Малфоя.

В маленьком кабинетике раздались шаги, и вдруг Гермиона почувствовала, как крепкие теплые руки осторожно обняли её за плечи.

— Я… Это самое… — Хмыкнул аптекарь неуверенно. — Не должен был… Грейнджер, не реви… Это же я, Малфой… Я же всегда говорю тебе гадости… Или ты уже отвыкла? Прошло-то всего года три или четыре с восьмого курса…

Мерлин!

Малфой обнимал её очень аккуратно, словно она хрупкая ваза, а не огромный бегемот, и Гермионе это понравилось. Она ещё громче зарыдала, лишь бы продлить мгновения тепла и мужской нежности. От его прикосновений по всему телу носились радостные мурашки, без остановки скандирующие два слова — «Как хорошо! Как хорошо!»

— Ну, ударь меня в нос ещё раз, если хочешь… — предложил он. — Можешь даже два раза, только не реви, Грейнджер… Ненавижу женские слёзы… Особенно, когда плачут такие как ты, правильные девчонки…

Она отняла руки от лица и увидела большие серые глаза совсем близко. Драко не смеялся с издёвкой, он внимательно смотрел с тихой извиняющейся полуулыбкой.

— Отстань, Малфой… — нехотя пробормотала она и дёрнула плечом.

А когда он всё-таки убрал свои тёплые ладони с её полных плеч, залилась новым каскадом слёз.

— Так… Погоди… Давай, ты не будешь этого делать… Садись-ка вот сюда, Грейнджер… — он обхватил её за то место, где у людей обычно находится талия и подтолкнул в угол комнаты. — Это диван. Он выдержит всё. — Малфой усадил Гермиону на что-то мягкое и сел совсем рядом, прижимаясь острым коленом к её пухлому бедру. — Ладно, давай так, ты мне расскажешь всё… А я посмотрю, нужно ли тебе то самое зелье, потому что у него пока куча противопоказаний и оно не каждому зайдёт.

— Конечно мне нужно это зелье! — воскликнула она возмущённо, поднимая на него заплаканное красное лицо. — Разве ты не видишь, какая я?

Малфой протянул ей свой клетчатый платок. Гермиона схватилась за него, как за спасательный круг и шумно высморкалась. Блондин хмыкнул, всё так же пристально её изучая.

— Давай так, — произнёс он, откидываясь на спинку дивана, а Гермиона закусила губу, осторожно разглядывая из-под ресниц размах его плеч и крепкую шею. — Сделаем вид, что я не вижу, какая ты. Просто расскажи, почему это с тобой произошло? Ты была довольно стройной в Хогвартсе. Может это гормональное, или ты болела, или просто любишь вкусно покушать и подсела на итальянскую кухню? Пицца и макароны?

— Ты… Ты не поймёшь… — она смяла платок в кулаке и пристыженно заморгала.

— Да ладно, почему это? Ты будешь говорить на парселтанге? — он снова усмехнулся.

— Потому что ты… — она вздохнула. — Ты дрыщ!

Конечно он не был дрыщом, скорее хлыщом. Слишком симпатичным. Высоким… Крепким… Поэтому ей хотелось сказать ему как можно больше гадостей. Чтобы не сидеть рядом с открытым ртом, роняя слюни на свои жирные телеса.

— Вот те на! Я не дрыщ… — он похлопал себя по плоскому животу, под белым халатом явно прорисовывались кубики и переплетения мышц. — У меня тоже есть жирок.

Гермиона фыркнула и закатила глаза.

— Ага, конечно, у тебя жирок? Ты дрыщ.

— Хочешь потрогать? — он не дождавшись ответа, схватил за запястье и положил её ладошку на себя.

Гермиона зажмурилась от неожиданности. Дрожащими пальчиками она осторожно ощупала его твёрдый пресс и покраснела. Мерлин, за что? Этот мерзавец был хорош! Чертовски… Гораздо лучше Хулио или Гильермо!

Она с трудом сглотнула хлынувшую слюну и подумала, что с огромным удовольствием откусила бы кусочек этого аппетитного накачанного тела. Гермиона почувствовала, как её трусики увлажняются от пошлых мыслей, и резко одёрнула руку.