Моя сводная ошибка - страница 2
— Мы с Давидом подумали… — мама мнется.
Ну вот, я Нострадамус.
— …что тебе сразу будет лучше переехать к нам. Мы подадим заявление, познакомимся. Сколько можно откладывать?
— Так ведь вы завтра в ЗАГС?
— Ну да, — она кивает.
Выпадаю в осадок. Приехали.
Я ничего против её замужества не имею. Давид, вроде, мужик неплохой. Хотя бы не такой мудак, как сегодняшний судья.
И будущей семейное паре счастья от души и от меня.
Но.
Завтра они подают заявление. А после намечается завтрак в кафе. Я, мама, ее Давид, его дочь…
Мне уже нехорошо.
А про переезд к ним даже думать страшно.
— Мам, — чешу голову. — Мы уже с тобой обсуждали. Мне двадцать лет, я не маленький давно. У меня игры, я по городам мотаюсь, живу я у себя или с вами…
— Не понимаю, почему ты упираешься, — она перебивает, тон стремительно набирает обороты. — Это все твоей отец, — на папину голову опять рушатся все грехи. — Откупился одним махом за все те годы, что алименты не платил, а ты и радуешься, водишь в эту квартиру своих невыносимых девиц, вы там пьете, курите…
— Мам, — теперь я обрываю. — Не перегибай. У нас в команде никто не пьет. Не курит тем более.
— А про девиц молчишь, — цепляется она.
Молчу.
Да.
Есть такое.
Но а что? Мне двадцать, и у меня потребности, утром под одеялом поднимается флаг.
Смотрю на нее, она мимо меня, взглядом провожает девчонок из группы поддержки, качает головой:
— Надо, Эрик. Дом большой, места всем хватит. А этих своих девиц…
— При чем тут девицы? — морщусь. Сейчас взорвусь. — В чем дело? Мой моральный облик тебя не устраивает или мужа твоего нового?
— Эрик! — она ахает.
Молчу.
И каюсь. Правда. Грубить не хотел, но я на нитке и так, настроение, как комок пыли где-то за плинтусом телепается.
— В общем, ладно, — она стряхивает с моей футболки невидимые соринки. — Не обиделся, что на игру твою не успела?
— Нет, конечно, мам.
— Ясно, — она топчется на месте. Закусывает губу. — А как все прошло? Проиграли?
— Выиграли.
— А чего такой хмурый?
— Да устал просто, — улыбаюсь.
— Куда сейчас поедешь?
— Мы… — осекаюсь. Скажу про клуб — и заново шарманка про доступных леди и винно-водочные изделия начнется. — Не знаю пока. Во сколько завтра к вам?
— В ЗАГС поедем в десять, кафе там рядом. К половине двенадцатого приезжай, — напоминает она, и лицо в предвкушении снова светится. — И, Эрик. Подумай. Давид будет очень, очень рад, если ты переберешься к нам. Завтра познакомитесь с Эммой — она чудесная девочка.
— Не сомневаюсь, — с трудом гашу веселое хмыканье. — Ладно, мамуль, — открываю для нее дверь.
Она усаживается за руль.
Резво стартует.
И я тоже погнал.
Эмма. Дивное имечко у дочери Давида.
Как мужчина я в восторге от Эммы Робертс и Эммы Уотсон, Эмма Стоун тоже горячая штучка.
Но Эмма Давидовна Одинцова — не тот случай. У меня сестра намечается, которую я в глаза не видел, и знакомиться нам нет смысла.
Зачем?
Разве что она тоже любит хоккей, иначе о чем нам с ней разговаривать?
Плюхаюсь в авто.
— Минутка воспитания закончилась? — Андрюха щелкает кнопками радио, скачет по волнам. — Когда переезжаешь?
— Отвали, — беззлобно смеюсь. Сдаю назад, медленно разворачиваюсь. Замечаю на парковке коренастую фигуру рефери в полосатой, как у моряка, рубашке. Киваю в окно. — Мудак подал рапорт. Домой покатил.
— Да забей ты, — друг разваливается в кресле. — Щас в клубе расслабимся.
Хотелось бы.
Мчу туда.
Народу в клубе пока мало, еще не подтянулись, вечер в самом разгаре. Дым ядовито-зеленый, с другой стороны рассеиваются облака фиолетового, плывут к стойке.
— Два пива! — кричу бармену.
— Официантку нам можно вон к тому столику! — маячит знакомый профиль слева от меня.
Оглядываюсь.
Ну нет, ну нахрена.
Полосатая, как у моряка, рубашка, стекла очков поблескивают.
— Отдыхаешь? — он тоже меня узнал. Барабанит ладонью по стойке. — А что празднуешь? Выговор от тренера?
— Твоими молитвами, — облокачиваюсь на стойку. — Дисциплинарный — это несправедливо, не находишь? Я же не на поле твое судейство обсуждал. А на перерыве.
— Да хоть во сне, — он поправляет очки. И, подмигивает, кажется, мне. — Ну отдыхай, парень. Меня дама ждёт.