Моя темнота - страница 4
Так он и сделал. Отмахиваясь от назойливых насекомых и почёсываясь там, куда они успевали его укусить, он продолжил подъём вверх по тщательно уложенным кирпичам, которые имели ровно через каждый метр планку, как ступеньку. Где-то внизу лаяли собаки, слышался шум городского транспорта, а он просто шёл наверх. Мысли, мысли. Мало ли, что тебе думается, пока вот так шагаешь домой?
Дойдя до площадки перед новым подъёмом, он запыхался. Ещё метров пятьдесят и он выйдет на улицу, которая ведёт прямо на площадь. Он давно так долго не поднимался, и сейчас дыхание перехватило, и ноги дрожали от усталости. Нужно отдохнуть. Он уже не так молод, за сорок перевалило, и животик появился. Василий решил постоять тут с минуту.
Справа внизу, метрах в двадцати, был сарай. Сарай или какой-то киоск с советского времени. Гнилой, поржавевший, с двумя большими окнами. Окантовка окон ещё сохранила красную краску, но та уже почти полностью облупилась от времени. В общем, сооружение типа старого советского киоска, где продавались безалкогольные напитки, а может окна такие потому, что там продавали газеты и журналы. Да хотя без разницы! Теперь окна почти закрыты ролетами, их кто-то пытался разломать и, подняв, сломал. Между окнами, аккурат посередине, была дверь. Странно, обычно сбоку или сзади, а здесь – именно посередине. Нет, похоже на билетно-информационный киоск. Он один в один такой же в Крыму видел, тоже заброшенный, но не такой изгаженный, как здесь. Над окнами киоска висели старые ржавые лампы, эмалировка отражателей света облупилась, ламп не было, только остатки цоколя и стекла. Странный киоск. Нет, вряд ли тут торговали лимонадом. А возможно, наливайка местная была.
От киоска тянуло холодом и всякими запахами. Вокруг в траве виднелись бутылки из-под водки и коньяка.
«Конечно, это была местная наливайка, где продавали из-под полы алкоголь, когда улица была жива, – подумал Василий. – Но улицу решили застроить, расселили жителей, и она осталась пустой, невостребованной».
Он мельком заглянул внутрь через отогнутый ролет – ничего, кроме мусора, – и зашагал дальше, глянув только вбок, потому что птицы там вдруг громко растрещались и, резко вспорхнув, улетели прочь.
«Блин, странно тут», – Василий почувствовал тревогу. С чего бы это? От окружающего его запустения?
Рядом тянулась протоптанная среди травы дорожка, которая вела к развалинам большого сооружения. Остались только колонны и части фасада. Наверняка некогда это было красивое здание, по-своему уникальное, но сейчас уже практически невозможно было представить, как оно выглядело.
«Печально», – подумал Василий, но тревога росла.
Ёлки, ну не из-за того же, что дома разрушают!? Жаль, конечно, но с этим ничего не поделаешь. Он пришёл сюда не за тем, чтобы сопереживать. Однако тревога и страх не отпускали, словно где-то здесь притаилась опасность. Он остановился и обернулся: не преследует ли его кто-то. Но на тропинке из желтых кирпичей никого не было.
Василий твёрдо решил идти дальше. А дальше дорога круто поднималась вверх среди крапивы, кустов и деревьев. И никого, только назойливые насекомые. Но почему ему тогда так страшно? Что он почувствовал? Вокруг никого. Только этот, собиратель, продолжал внизу воровать кирпичи и всё. Василий постоял ещё с минуту, собираясь с мыслями, и сделал шаг на финальном отрезке своего пути к дому. И тут это началось.
На него упала темнота. Он стоял перед крутым склоном, ведущим наверх, на площадь, и смотрел, как наступает тьма. Она словно спускалась сверху, густая, непроглядная. Будто он смотрел на наступление ночи, снятое замедленной киносъёмкой.
Прошло секунд десять, стало так темно, что он своих рук не видел. И исчезли звуки. Не было слышно щебета птиц, жужжания мух, гула машин на соседних улицах, – вообще ничего.
Темнота окружала и давила на него, словно она была осязаемой, а не просто чернотой ночи. Он растерялся на пару секунд, а потом порылся в карманах и достал свой смартфон. Связь была, и он позвонил жене. Трубку поднял мужчина и ответил: