Моя жизнь под землей - страница 15

стр.

В тишине, наступившей во время одной из моих коротких передышек, слышу, как где-то впереди какое-то животное, впрочем небольшое, спасается бегством. Я, наверное, вспугнул нескольких кроликов, которые собирались в сумерках выбраться наружу, чтобы порезвиться и попастись на соседних полях. При свете свечи — совершенно недостаточного и неудобного источника света — двигаюсь вперед и оказываюсь у воронки, перегораживающей коридор по всей ширине. Что это — обвал, оседание почвы? Не знаю. Я переступаю через впадину, но чуть дальше натыкаюсь на следующую, более глубокую. Я подхожу к ней вплотную и вижу, что она ведет куда-то вниз. Ногой сбрасываю в воронку несколько камешков, которые исчезают в щели, и слышу, как они отскакивают при падении. Я склоняюсь над отверстием, и теперь до меня доносится неясное, но непрерывное журчание. Тогда эти звуки были еще для меня новы, а потом я часто слышал их под землей — это бормотание воды, текущей в нижнем, еще неизвестном этаже.

Сколько подземных потоков я услышал и открыл — иногда на страшной глубине — с того дня, когда впервые замер от удивления и восторга, обнаружив подземный ручеек в пещере Монсоне…

Бросив прощальный взгляд на уходящий дальше коридор, я решил повернуть назад по двум причинам. Недооценив пещеру Монсоне, я взял с собой только одну свечу, и, кроме того, время уже было позднее. Хотя мои дорогие родители предоставляли мне большую свободу, я все же не мог позволить себе вернуться в неурочное время. И я помчался назад в Сен-Мартори.

На следующий день, получив разрешение по всем правилам, я вновь оказался у входа в пещеру в еще более позднее время, чем накануне. Так у нас было меньше вероятности встретить в карьере рабочих. Я сказал "у нас", так как со мной был брат Марсиаль, которому я рассказал о результатах моей разведки. Он не меньше меня горел желанием исследовать пещеру Монсоне.

На этот раз у нас был с собой запас свечей, и на спинах мы несли маленькие рюкзаки бойскаутов, в которых находились веревка, молоток и немного съестных припасов. Настоящая экспедиция!

Болтая и гостеприимно показывая Марсиалю пещеру, я подошел к краю провала, в который мы начали бросать камни, прислушиваясь к шуму подземного ручья. Потом мы решительно направились в неизвестность… Приключения начались! Нам попадаются новые провалы, мы перепрыгиваем через них и идем дальше. Восхищаемся сталактитами и колоннами очень, правда, небольших размеров, но они кажутся нам сказочными, так как мы видим их впервые и, кроме того, сами их открыли. Мы даже присваиваем их, и то и дело слышатся восклицания, которые никак не назовешь скромными.

— Погляди-ка, этот я открыл!

— Да, неплохо, но посмотри сюда на мой!

Так мы идем вперед, и наш энтузиазм возрастает от находки к находке. Мы охвачены настоящей лихорадкой.

О, эта колонна!

И мы с восхищением рассматриваем самую большую в этой пещере колонну метра в полтора высотой и толщиной в руку человека. Но она соединяет свод с полом, значит, это настоящая колонна, и мы ее подробно разглядываем до тех пор, пока Марсиаль, сделав несколько шагов в сторону неисследованной части пещеры, не закричал:

— Норбер, пропасть! Здесь пропасть!

В самом деле, коридор резко обрывается, и перед нами зияет черная пустота… Мы не можем подойти к ней вплотную из-за округлого края, покрытого мокрой и скользкой глиной.

Несколько камешков, брошенных в пропасть, успокаивают нас: они падают с глухим звуком на землистую почву на глубине около восьми метров.

Как опытный исследователь, я достаю из заплечного мешка гладкую веревку длиной метров двенадцать и привязываю ее к основанию колонны, которая весьма кстати оказывается у края обрыва.

Марсиаль с интересом следит за мной. Он хорошо знает, что я "великий мастер" лазания по веревке, и ему не терпится узнать, что же там на дне пропасти. Чтобы освободить руки, я засовываю зажженную свечу за ленту шляпы и соскальзываю в пустоту. Стенки — из мокрой глины, которая сразу же прилипает ко мне, особенно к локтям и коленям, но это меня мало беспокоит, и я продолжаю спускаться. Вскоре я приземляюсь на мягкую вязкую почву. Стекающие со свода потоки превратили ее в месиво грязи, в которой вязнут ноги.