Моя жизнь в рекламе - страница 11

Лето окончилось, и я вернулся в Чикаго. Мама гостила у доктора Миллза в Брайтон Парке, и я присоединился к ней. Следующий день по прибытии было воскресенье. После обеда нас навестил священник. Он приболел, а назавтра ему предстояло отправиться в продолжительный отпуск. Он признался нам, что боится читать проповедь вечером. Мама предложила, чтобы я его заменил. Я ведь был будущий священник.

Для меня это был кризис. Я постепенно отдалялся от жестких представлений моей матери о религии. Я знал, что она не одобрит произошедшие во мне перемены. Она была фундаменталисткой, верила в дьявола, в адский огонь и во все эти чудеса. Для нее Библия была историей, прожитой теми, кто ее написал, и она все воспринимала буквально. Земля была создана за шесть дней. Ева была произведена на свет из ребра Адама.

Я уже отходил от столь ортодоксальных взглядов, но матери об этом сказать не решался. Это означало бы разрушение ее самых заветных иллюзий. Но за лето я подготовил проповедь, отражающую мое мнение о религии. В ней я признавал безобидные радости жизни, которых сам был лишен. Я также выступал в ней против адского огня, против проклятья младенцев, против навязанной мне дисциплины. В ней я даже ставил под сомнение историю Ионы и кита.

Я принял решение произнести эту проповедь в тот вечер и принять последствия, какими бы они ни были. Мне тогда было восемнадцать. С тех пор я ни разу не решался пойти на такой шаг. Я не хотел становиться священником, но чувствовал, что мои школьные годы закончились. Мне нужно было возвращаться в Чикаго и определяться с дальнейшей судьбой. И это для меня было испытанием.

Тот вечер за кафедрой навсегда отложился в моей памяти. Собралось 800 человек, средний возраст которых был вдвое больше моего. Но из них я не запомнил никого. Мать была единственным слушателем, к которому я обращался. Я знал, что священник, который сидел за мною, был другом матери. Его идеи были такими же ортодоксальными. Поэтому я почувствовал себя в высшей степени радикалом. С тех пор мне еще ни разу не удавалось встретить такое единодушное несогласие. Ту проповедь я считаю наиболее смелым поступком своей жизни.

Священник нервничал все больше и больше. Выражение лица матери являло собою загадку. Аудитория была в ужасе. Когда я закончил, священник дрожащим голосом произнес благословение. Прихожане выходили в мертвой тишине. Ни один не подошел поприветствовать меня. В тот момент я почувствовал себя отверженным стадом, которое я надеялся пасти.

Домой мать шла молча. В тот вечер она мне не сказала ни слова, но я знал, что подвел ее к разрыву. На следующий день она попросила меня отобедать с нею в городе. За столом она начала с того, что я ей не сын. Я не стал ничего ждать, а поднялся и вышел на улицу. Так я навсегда покончил с моими планами стать священником.

С тех пор мать уже никогда не относилась ко мне по-прежнему. Она не смогла простить мне моего поступка. После того рокового дня мы встречались редко. Она дожила до моего успеха на других поприщах, но никогда это со мною не обсуждала. Я не оправдал ее амбициозных ожиданий. Но если бы реклама начала меня так же угнетать, как религия, я бы оставил и ее. Кстати, именно по этой причине я отказывался от многих предложений рекламодателей. Я полагаю, что каждый человек должен так поступать. Никто не может достигнуть успеха в чем бы то ни было, если у него что-то вызывает несогласие. Иначе он будет несчастным. Я считаю бизнес игрой и я играю в него, как в игру. Именно поэтому я был его поклонником и остаюсь им.

Выйдя на улицу в тот судьбоносный день, я обнаружил в кармане только три доллара. Остальные мои сбережения остались в Мичигане. Я подумал податься на Спринг Лейк на фруктовую ферму моего дяди. Было время сбора урожая, и я решил отправиться туда собирать фрукты.

В бухте я застал несколько лесовозов из Мичигана. Капитан одного из них согласился доставить меня, если я буду оплачивать проезд, работая помощником повара на кухне. До Спринг Лейк я добрался пешком. Я договорился собирать фрукты для дяди и других фермеров за $1,25 в день.